В свою очередь, проекты, программы и практика социально-экономического обновления, отражающие идеи и запросы технократически ориентированной части партийно-государственной номенклатуры, могут служить основанием для выявления содержания социально-технократического реформизма.

Отдельный тип – имитационно-популистский реформизм, различные формы которого проявлялись в течение всех послевоенных десятилетий.

Типологические отличия позволяют обобщать материал по реформаторским циклам с маркерами «иерархия», «механизмы», «поддержка/противодействие», выделять различия в понимании реформизма советскими «верхами», выявлять реформаторский потенциал лидеров.

Эволюция представлений о функциональном значении традиционализма в его отношении к реформизму берет начало от признания их независимости и равноценности как двух начал политики. В литературе конца 1980-х – начала 1990-х гг. распространилось представление об изначальной конкуренции в советских «верхах» полярных партийно-государственных сил: демократической (Бухарин, Раскольников, Сырцов, Вознесенский, Косыгин и др.) и консервативной (Деборин, Митин, Суслов, Лигачев и др.), что соответствовало общей методологической установке тех лет – описанию политических процессов в бинарных противопоставлениях: реформы/контрреформы, либерализм/консерватизм.

Знак тождества между патологией официальной идеологии и патологиями советского общества, установленный в либеральном сегменте историографии, указывал на единую традиционалистско-коммунистическую линию, окрашенную модернизационными всплесками. Исчерпанность подхода выявилась к середине 1990-х гг. по мере отработки источников, по сути – вербальных форм политической риторики. Однако осталась проблема природы советской власти после 1953 г., двоичности кодов советской системы и ее политической культуры.

Различие большевистского и меньшевистского, «истинно пролетарского» и «оппортунистического», «левого» и «правого» входило в систему основных двоичных противоположностей, определявших строение советской политики. Двоичная противоположность чета и нечета, определяя природу советского мира, проявлялась в языке, ритуалах, других системах знаков; она сохраняет значение для исследования политической культуры 1950-1980-х гг. в разрезе соотношения традиционализма и реформизма.

Двойственность Кремля, формально единого партийно-государственного центра, но разделенного на приверженцев старого и нового, – основание для рассмотрения традиционализма и реформизма как двоичных кодов советской политической культуры, их сохранения в политических и культурных практиках.

Партия как единый управляющий орган, мозг советской системы представляла единство и противоположность двух начал, обладающих неодинаковыми способностями и обязанностями. Традиционализм и реформизм по-разному воспринимали окружающий мир, по-разному представляли время, различной была их роль в кризисных ситуациях и адаптационных процессах.

При реализации любой функции Кремль работал как парный орган: в осуществлении любой функции всегда были задействованы обе ориентации – реформаторская и традиционалистская, каждая выполняла свою роль. Однако использовались только присущие этим ориентациям стратегии, каждая ориентация вносила свой вклад, играла свою собственную роль в реализации политических функций. Анализ практически любого политического процесса позволяет выделить компоненты, обеспечиваемые структурами соответственно реформаторской и традиционалистской ориентаций [31] . Но в связи с тем, что одна из них играла ведущую, а другая – подсобную роль, характер участия реформизма и традиционализма в этих функциях оказывался глубоко различным.

Так, оценки и проекты реформаторов, необходимо окрашенные в идеологические тона, не являлись выражением доминантных идеологических функций партии, представляя собой субдоминантный спектр политических представлений. В то же время традиционализм, поддерживая сакральность, в отношении реформаторства представлялся оппонирующей стороной инноваций. Из этого следует органичность советской политико-государственной асимметрии.

Фундаментальная закономерность организации советской власти – политико-государственной асимметрия – имела множество проявлений, главная из которых – асимметрия реформационно-обновленческих и консервативно-традиционалистских процессов.

Асимметрия имела видовые характеристики (идеологическая, политическая), типологические особенности (асимметрия номенклатуры, ЦК КПСС, политбюро), проявлялась в различных формах, включая несоразмерность элементов системы «партия – советы», изломы политико-идеологических конструкций, мифы и контрмифы власти и др.

Характерная особенность – парциальный характер асимметрии: в каждом послевоенном десятилетии традиционалистская и реформаторская части принимали различное по характеру и неравное по значимости участие в осуществлении политико-идеологических функций.

Асимметрия представлений и действий традиционализма и реформизма, с одной стороны, существенно расширяла возможности КПСС, делала ее более адаптивной. С другой стороны, разнообразие граней асимметрии – показатель ее неоднозначности: какими-то свойствами обладал только традиционализм, другими – обе ориентации, но в разной степени.

Асимметрия как свойство партийно-государственной системы связана со стратегией советского пути, выбором концепции общественного прогресса, направленного на поддержание СССР в качестве центра мирового социально-экономического прогресса. Этой стратегии соответствовала тактика активации зрелых покоящихся ресурсов при реакции на чужеродные угрозы и действия. Соотношение хода внутрисистемного ответа и возможностей его коррекции с фазами активного роста ресурсов показывает асимметричность стратегического курса 1950-1980-х гг.