Ждать.

Оставшись один, директор завода тяжело поднялся с кресла, прошел вдоль длинного, отдельно стоящего стола для заседаний, поправил один из стульев, который почему-то оказался выдвинутым по отношению к другим, подошел к своему рабочему столу и опустился в кресло.

План завод выполнял и по объему, и по номенклатуре. Давался он нелегко.

Обком КПСС постоянно требовал от крупнейшего предприятия области помощи в решении проблем в хозяйственных вопросах.

Строители не укладывались в сроки сдачи птицефабрики. Поступил звонок от первого секретаря обкома с просьбой о выделении двухсот человек в помощь строителям. Попробовал сослаться на свои трудности. Последовал разговор о важности продовольственной программы партии, о долге каждого коммуниста в решении этой наиважнейшей задачи. Завод выделил сто двадцать человек. Полтора месяца квалифицированные рабочие выполняли подсобные работы на птицефабрике, готовя ее к сдаче государственной комиссии.

Каждую осень бюро горкома партии принимает решение о помощи колхозам в уборке урожая. И Илья Михайлович Власов, член бюро горкома, голосует за оказание этой помощи. Дает разнарядку цехам, и те вынуждены отрывать рабочих от их непосредственной работы и посылать в колхозы.

В последнее время крупнейшие российские экономисты заговорили о путях снижения себестоимости продукции, о роли бригад, о бригадо комплектах, о влиянии психологического климата на производительность труда. Описывая зарубежный опыт организации труда, приводилась выдержка из речи председателя компании «Дженерал фудз корпорейшн»:

«Люди состоят из тела, ума и духа, и каждая из этих частей должна быть использована для выполнения установленных задач. Если на первом этапе мы использовали физическую силу, затем ум и сообразительность, то теперь пришло время использовать душу, моральный и духовный потенциал, побуждая к творчеству и активности».

Илье Михайловичу хотелось воскликнуть: «А как же объяснить русской душе необходимость бесплатно таскать на носилках мусор из корпусов птицефабрики? И требовать от нее творческой активности. Зарплату-то для души зарабатывают оставшиеся в цехах товарищи. А как же объяснить душе, почему города отсосали из села наиболее трудоспособное, активное население, и сейчас города же вынуждены, чтобы прокормить себя, посылать рабочих теребить лен, метать в стога сено, копать картошку?».

Директор предприятия Илья Михайлович Власов, член бюро горкома КПСС, объяснить этого не мог. И вынужден был содержать на заводе лишний штат работников и выкручиваться с фондом зарплаты.

«В чем же интерес газеты ЦК к нашему предприятию? Писать о нас не принято: ни хорошее, ни плохое», – думал Власов, откинувшись на спинку кресла.

Диму Нетунаева с завода уволили через три дня после возвращения из колхоза. Начальник цеха вызвал его в кабинет, предложил сесть за стол сбоку от себя и, подняв на парня, казалось, доброжелательный взгляд, заговорил:

– Дмитрий Григорьевич, режимники предложили уволить вас по статье «За хищение социалистической собственности». Я пробовал заступиться за вас: говорил, что вы хороший специалист, что хищение незначительное, что хотели вы сделать хорошее дело для кружка пионеров. Не помогло. Мне объяснили, что предприятие у нас особое, и мелким воришкам в нем не место… Ходят слухи, что и в колхозе вы вели себя не всегда хорошо: пьянствовали, на поле с товарищами ругались. Единственное, чего я добился, это разрешения, чтобы вы уволились «по собственному желанию».

Генрих Иванович подвинул рабочему чистый лист бумаги и ручку.

– Пишите: «прошу уволить меня…», можете какую-то причину указать, ну, скажем, в связи с переходом на работу в Дом пионеров. Можете просто написать: «по собственному желанию», не указывая причины. Я подпишу.

Бакулев, казалось, даже с жалостью, смотрел на увольняемого им работника. Тут же подписал заявление, поставил дату и отправил в отдел кадров предприятия за обходным листком. В отделе кадров удивились, что добровольно уходит квалифицированный специалист. Но обходной лист выдали, и через полчаса Нетунаев уже сдавал гардеробщице числящуюся за ним спецодежду, в инструментальную кладовую сдал измерительные приборы и инструмент, забежал в кладовую к Белых Надежде.

– Ух-х-хожу я с завода, Надежда Юрьевна, – снова заикаясь от волнения, сказал Нетунаев.

– Да ты что, Димочка? Бакулев, что ли увольняет?

– Да сам я. З-з-заявление написал.

– Пожалеешь ведь, Дима. В городе тяжело с работой.

– Н-н-наверное, п-пожалею. Ну, прощайте. – Нетунаев склонил голову и вышел.

Подошел он и к Веселову. Тот выключил станок и отошел с Димой к окну. Присел на подоконник и попросил рассказать о разговоре с начальником цеха во всех подробностях. Дима рассказал, что если бы он не написал заявление, его бы уволили с записью в трудовой книжке «За хищение социалистической собственности».

– Блефует, гад! Еще разрешение профсоюза на увольнение надо было бы получить.

Рассказал Нетунаев и о том, что он обвинил его в пьянстве в колхозе и ругани с товарищами на поле.

– Как, как он сказал? Ругался с товарищами на поле? Так и сказал? Это Вадим через папу накапал! – Помолчали.

– Заявление подписано, сейчас уже ничего не вернешь. Жаль, что ты раньше ко мне не подошел.

Приходи ко мне вечером на тренировки: бойца из тебя сделаю! – Токарь пожал приятелю руку. Но станок включил не сразу. Постоял и, нажимая кнопку пуска станка, проговорил вслух: