В голове помутилось от ужаса. Я задергала руками в бессильной попытке спастись. Джеймс же игрался с лезвием - прикладывал его к коже и вел от колена к бедру, до линии белья.

– Я думал оставить тебе жизнь, - горячечно прошептал Джеймс.
– Есть два ритуала возврата в тело. И один - о-о-о, один позволил бы тебе остаться жить. Но ты этого не достойна.

Он провел лезвием по моей щеке и тут же хрипловато рассмеялся:

– Ну-ну, не плачь. Дар Богу должен прекрасно выглядеть. Ведь упаковка тоже важна. Помнишь, я дарил тебе янтарный шар с застывшей внутри стрекозой?

Я отчаянно закивала, надеясь, что он увлечется прошлым. Что неотвратимый кошмар хоть ненадолго отдалится.

– Я назвал стрекозку Амандой. Этот шар был со мной больше двадцати лет - с того момента как ты родилась. Я наблюдал за тобой и сравнивал. Ты, Аманда, моя застывшая в янтарном меду стрекозка.

– Пожалуйста, не надо, - заплакала я.

– Думай о том, - он срезал пуговки моей блузки, - что своей жизнью ты покупаешь свободу Лоссии. Да и потом, ты жила в долг. Ты родилась лишь для того, чтобы лечь на алтарь. И младенческая кровь насыщает Бога не хуже взрослой. Просто тогда не срослось. Ну же, скажи «спасибо». Давай-давай, говори.

– Иди к бесам!
– Я хотела произнести это гордо, а получилось... получилось жалко.

Закусив губу, я зажмурилась и попыталась отвернуться. Он окончательно сорвал с меня блузку, но белье не тронул.

Небо, я ведь не герой и не боец! Почему я? Зачем? Мне нечего ему противопоставить! Или Покровителей не существует? Пожалуйста, хоть кто-нибудь, помогите!

Тишина и неведение пугали. Я открыла глаза и с ужасом увидела кровоточащие надрезы на щиколотках. Моя кровь впитывалась в камень, будто в губку. Воздух ощутимо теплел, вокруг слушалось слабое потрескивание.

Я задыхалась, за каждый глоток кислорода приходилось бороться. Лезвие в руках Джеймса немного подрагивало. Он опасливо озирался и мотал головой:

– Нет-нет, рано, не сейчас!

– Твой бог так оголодал, что хочет получить все и сразу, - усмехнулась я.
– Похоже, мы сдохнем здесь оба, милый предок.

– Нет-нет, - забормотал он.
– Нет-нет, нет.

Еще раз проведя лезвием по моей ноге, он начал что-то напевать на незнакомом мне языке. Кровь перестала впитываться, но осветилась внутренним, темно-рубиновым светом. Джеймс повысил голос, в его тоне появились приказные нотки, но все тщетно. Каким-то внутренним чутьем я понимала - его богу плевать на все старые катрены. Он хочет крови и хочет ее сейчас.

– Душой и телом, кровью и разумом я принадлежу Небесным Покровителям, - выдохнула я первую строчку крестильной молитвы.

– Нет!

– Помыслы мои чисты, - на грудь будто давила могильная плита, - помыслы мои чисты. Клянусь не нарушать заветов Неба.

В воздухе начали загораться крошечные багровые огоньки-снежинки. Они падали вниз и оставляли на камнях оплавленные лунки. Эти огоньки не гасли, они продолжали тлеть и источать сладковатый, не знакомый мне запах. «Зло пахло сладостью греха» - сколько еще правды в старых романах?!

Джеймс пятился, он пытался заслониться от этой божьей милости. Но снежинки, не причинив мне вреда, устремились к нему. Те, свободные, разлитые в воздухе.

– Почему ты не горишь?
– прохрипел он.

– Я принадлежу Небу, - выдохнула я.
– Радуйся, ты кормишь своего Бога!

Багровые снежинки пили жизнь моего предка. А я даже не могла порадоваться - когда он умрет и уйдет его бог, я все равно останусь в этой пещере. Одна. Мучительная смерть без еды и воды, вот что ждало меня.

Или нет, подумалось мне, дышать все тяжелей, огоньки уничтожают кислород. Да здравствует смерть от удушья, мучительная, но гораздо более быстрая...

***

Лицо приятно овевала прохлада. Пересохших губ будто коснулась влага, или мне это только чудилось? Глубоко вдохнув, я открыла глаза и горько усмехнулась - чудилось. На оплавленном полу лежал иссохший скелет в одеждах Джеймса. Лунки-огоньки подсвечивали темноту красноватыми отсветами, а я по-прежнему была прикована. В темноте не могла понять, запеклись ли порезы на ногах или кровь продолжает вытекать. И если честно, то мне все равно.

Теперь я знаю, что чувствуют смертники: они обречены на попеременную панику и апатию. Так и я, то срывала голос от крика, звала на помощь и стирала руки об оковы. То замирала, проваливаясь в безразличие. А после и на панику не осталось сил. Скорей бы это уже кончилось, хоть как-нибудь.

– Небо, смилуйся, пошли мне смерть, - шепнула я и почувствовала, как лопнула тонкая кожица на губах.

Время тянулось, огоньки перемигивались и будто складывались в фигуры, но за это я не могу поручиться - кислород все же заканчивался. В ушах шумела кровь, глаза слипались. И слабый, едва ощутимый ветерок с запахом трав я приняла за мираж. Как и голоса.