Пока Эд что-то гневно мне выговаривал, я гадала, куда и как далеко отправилась Элиза? Не стало ли плохо этой горе-свахе в дамской комнате. И почему один мрачный тип сидит за столиком напротив нас, натянув на лицо капюшон и отшивая всех подходящих к нему девиц.

– Ты меня слушаешь?
– недовольно спросил Эдвард.

– Не-а, - беспечно отозвалась я, чувствуя, как внутри разливается тепло.
– Я смотрю на Донала и радуюсь.

– Чему же?
– удивился Эдвард и тем самым подтвердил мою догадку.

– Тому, что он не джентльмен, разумеется, - фыркнула я и прикусила губу. Что делать? Встать и подойти к нему? Но у меня нет слов. Остаться сидеть? Уйти? Нет, только не уходить.

Я уставилась в столешницу. Красивое светлое дерево с нежным узором. Наверное, мастер очень старался, украшая свое творение.

Говорят, любовь возвышает. Но, кажется, ко мне это не относится. Если не говорить о феерической, прямо-таки возвышенной глупости. Я никогда... а что врать-то? Я всегда ждала, что первый шаг в отношениях сделает мужчина. И это я менять не собираюсь. Ведь уже пыталась предложить себя - не вышло.

– Я ждал, что ты мне ответишь, - хрипло произнес рядом Донал, - или прочтешь. А ты жгла письма.

– Конверты, - очень тихо ответила я.
– Элиза не давала мне покоя, и я для ее успокоения торжественно сжигала конверты.

– Эх, а я сигналку на конверты ставил, - шепнул он.
– И каждый раз как понимал - вновь сожгла... Это было больно.

– Я скучала.

– Простишь меня? Когда-нибудь? Я не могу без тебя, птица.

– Только не дави на меня больше.
– Я подняла на него глаза.

Донал сидел на месте Эдварда. Мой любимый и правда не слишком хорошо выглядел. Но не развалиной, нет. Скорее бесконечно уставшим человеком.

– Не буду.
– Он улыбнулся и признался: - Для того чтобы понять, из-за чего ты меня прогнала, понадобилось много времени. Я считал, что виной всему наши приключения.

– Все вместе. Ты надавил на меня, а я так старалась не сломаться. Иногда, после сильных переживаний, нежданная радость совсем не радует и может даже убить.

– Давай погуляем?

– Надо взять батон. Я больше не ходила в парк и не кормила птиц, - улыбнулась я.

И тут этот невозможный мужчина поднял с пола корзину и выразительно поиграл бровями:

– Плед, вино, сандвичи и сухарики для птиц.

– Ты все подготовил?

– Я больше не мог тебе писать, Ами. Птица моя, каждый сожжённый конверт будто кричал «Уходи!». И я испугался, что поддамся. Что уеду.
– Он пожал плечами.
– Мы бы оба это пережили. Через полгода или через год боль бы притупилась. Но я никогда не смогу полюбить кого-то так же сильно, как тебя.

– Это немного ужасное, но очень искреннее признание, - рассмеялась я.

– Я обещаю с сегодняшнего дня всегда быть честным с тобой.

Я встала и приняла его руку. А выйдя из кафе, поразилась тому, насколько ненаблюдательной была - машина Донала стояла на самом видном месте. Рядом с машиной Элизы. Куда спешно грузилась парочка заговорщиков. Я шутливо погрозила им кулаком, а моя языкатая сестра в ответ крикнула, что теперь я должна прийти на ее свадьбу в том платье, что она для меня выберет.

– На самом деле, чтобы убедить твою сестру, понадобилось очень много времени, - вздохнул Донал и поежился.
– Она была уверена, что ты забыла меня. Что я «всего лишь предрассветный кошмар, и Небом клянусь, если ты ее опять обидишь, я спляшу на твоей могиле».

– Знаешь, - я прижалась к нему, - мне стоило бы тебя простить за одно то, что теперь у меня есть Элли. Мы еще долго могли блуждать в надуманных обидах и приписываемых друг другу мыслях.

– А сам по себе я не ценен?
– удивился Донал.

– Конечно, ценен, - я толкнула его в бок, - просто, несмотря на пережитый кошмар, ты подарил мне гораздо больше. И сейчас я не понимаю, почему... почему все пошло так.

– Зато я понимаю, - Донал открыл передо мной дверцу машины, - что ты не дочитала данные тебе книги.

– Я прочла достаточно, - покачала я головой.
– Я не могла больше сидеть дома. А трактаты, написанные на интарийском языке, не самое легкое чтиво. Мне нужно больше работать руками. Делать хоть что-то: рисовать, плести, вышивать, ковать, копать или сажать. Шить. В общем, свалившееся на голову богатство не отменяет необходимости шевелить ручками.