Меган, Мередия и я замерли в ожидании, неуверенно улыбаясь Джеду. Кивнув в сторону кабинета Айвора, он сказал:

— Зануда.

Слава богу — Джед был одним из нас! Мы обрадованно переглядывались: начало отличное! А уж за дальнейшим мы приглядим, и скоро он будет таким же циничным и саркастичным, как я. Или даже, кто знает, как Мередия.

Глава сорок третья

Изо всех сил я старалась не думать о Гасе, и это помогало. Если бы не постоянная легкая тошнота, то я почти забыла бы о том, как мне плохо. Другим тонким намеком на истинное положение дел было ощущение, как будто у меня на плечах лежит глыба свинца, из-за которой мне трудно двигаться. Но и все.

Я не плакала, не рвала на себе волосы, ничего такого. Я даже ничего не сказала Мередии и Меган.

И только когда звонил телефон, я теряла контроль. Изменница-надежда тут же выскакивала из темницы, куда я ее заточила, и принималась играть в «классики» на моих нервных окончаниях. Но недолго. К третьему звонку я уже успевала поймать ее за хвост, засунуть обратно в темницу и захлопнуть дверцу.

За целую неделю был только один телефонный звонок, достойный упоминания, — от моего брата Питера.

Я никак не могла понять, зачем он мне звонил. Разумеется, он был моим братом, и я любила его, как и положено сестре, но мы не сильно симпатизировали друг другу, как мне кажется.

— Ты давно была у родителей? — спросил он.

— Около месяца назад, — сказала я, надеясь, что не услышу в ответ фразу типа: «Не думаешь ли ты, что пора бы снова навестить их?»

— Я беспокоюсь за мамочку, — сообщил он.

— С чего бы это? — удивилась я. — И почему ты называешь ее мамочкой?

— Ты знаешь, она ведет себя как-то странно.

— Как странно? — уточнила я, стараясь почувствовать приличную случаю озабоченность.

— Она стала забывчивой.

— Ну и что? Может, это болезнь Альцгеймера, только и всего.

— Ох, Люси, как ты можешь над этим шутить?

— Я не шучу, Питер. Может, это действительно так. Что именно она забывает?

— Ну, ты помнишь, что я терпеть не могу грибы?

— Хм, да?

— Да! И ты должна это знать! Все об этом знают!

— Ладно, ладно, успокойся.

— Так вот, когда я приезжал к ним последний раз, она приготовила мне грибы к мясу.

— И что?

— Что значит «и что»? Разве этого недостаточно? И я тогда сказал ей: «Мамочка, я же ненавижу грибы!», и она сказала: «О, наверное, я спутала тебя с Кристофером».

— Какой ужас, Питер, — сухо сказала я. — Нам страшно повезет, если она протянет еще хотя бы месяц.

— Вот всегда ты так, — обиделся он. — Но это еще не все.

— Что там еще?

— Она сделала что-то смешное со своими волосами.

— Да что угодно будет лучше, чем ее обычная прическа.

— Нет, Люси, это что-то совсем непонятное. Она теперь такая блондинка, вся в кудряшках и больше совсем не похожа на нашу мамочку.

— А! Теперь все встало на свои места, — торжественно объявила я. — Не о чем беспокоиться, Питер. Я точно знаю, в чем дело.

— В чем?

— Она завела дружка.

Бедный Питер страшно огорчился. Он-то думал, что наша мать подобна самой Пресвятой Деве, только еще более целомудренна и безгрешна. Но во всяком случае я избавилась от него, и некоторое время он не будет надоедать мне глупыми телефонными звонками. В моей жизни глупости хватало и без него.

Глава сорок четвертая

В субботу Меган со своими соседями по квартире организовывала вечеринку.

Она снимала дом на три спальни с двадцатью восемью другими австралийцами, которые все работали в разное время, так что им вполне хватало кроватей, чтобы спать: то есть кровати использовались двадцать четыре часа в сутки, посменно.

Насколько я поняла, Меган делила односпальную кровать с кровельщиком по имени Донни и с ночным охранником по имени Шейн, с которыми она практически не виделась. Более того, ей нравилось утверждать, что она вообще незнакома с ними.

Она пообещала мне, что на вечеринку приглашены тысячи одиноких мужчин (в четверг я смущенно поведала коллегам об исчезновении Гаса), но к субботе я чувствовала себе прескверно: без Гаса и без предсказанного миссис Нолан скорого замужества моя жизнь казалась такой никчемной! Сама по себе, без дополнения в виде мужчины, без приятных перспектив на будущее, без волшебного сумасшествия я была бесцветной, скучной, приземленной, непривлекательной. Я превратилась в ничто и была неинтересна всем и каждому, включая саму себя.