Шрифт:
— Да, я сержусь на тебя, — сказала я ровным голосом, стараясь не спугнуть его излишней суровостью.
— Прошу тебя, Люси, не надо, я тебе все объясню, — пообещал Гас.
— Я слушаю.
— Собака съела мое домашнее задание, будильник не прозвенел, у моего велосипеда сломалось колесо.
Меня это не рассмешило.
— О, о, — разливался на другом конце провода Гас. — Она не отвечает мне, значит, она все еще сердится. Люси, честное слово, я могу все объяснить, — повторил он более серьезным тоном.
— Будь любезен.
— Только не по телефону. Давай я приду и все тебе расскажу при личной встрече.
— Ты не увидишь меня до тех пор, пока я не услышу твоих объяснений.
— Ты — жестокая женщина, Люси Салливан, — горько вымолвил он. — Жестокая! Бессердечная!
— Объяснение, — спокойно напомнила я.
— Правда, было бы лучше, если бы я мог рассказать тебе все, представ во плоти. Бестелесный голос и вполовину не так хорош, как все три мои измерения, — вкрадчиво произнес он. — Пожалуйста, Люси. Ты же знаешь, как я ненавижу телефоны.
Мне это было хорошо известно.
— Тогда приходи завтра. Сегодня уже слишком поздно.
— Поздно! Люси Салливан, разве время что-то значит для тебя? Ведь ты такая же, как я, — вольный дух, который не знает часов, навязываемых нам зловредными умниками в Гринвиче. Что с тобой стало? Неужели эти гоблины-часовщики украли твою душу? — Он остановился на миг и потом выдохнул, словно ошарашенный ужасной догадкой: — Бог мой, Люси, признайся — ты купила часы?
Я засмеялась. Какой поросенок — он все-таки добился своего.
— Приходи завтра утром, Гас, — я старалась говорить холодно и властно. — Тогда и поговорим.
— Зачем откладывать дела в долгий ящик? — жизнерадостно возразил он.
— Нет, Гас. Завтра.
— Кто знает, что принесет нам завтрашний день, Люси? Кто знает, где мы тогда будем?
А вот это была угроза — он может больше не позвонить мне, я могу больше никогда его не увидеть, но сейчас, в эту самую секунду, он хочет видеть меня. Сейчас он мой, и мне надо быстро выбрать между синицей в руке и журавлем в небе.
— Ты действительно согласна принять его обратно на таких условиях? — тихо спросил меня мой внутренний голос.
— Да, — устало ответила я.
— Но неужели у тебя нет ни капли самоува…
— Нет! Сколько раз нужно это повторять?
— Хорошо, Гас, — вздохнула я, притворяясь, что только что сдалась, хотя, конечно, с самого начала я знала, каков будет результат наших переговоров. — Приезжай.
— Скоро буду, — сказал он.
Это могло означать любой интервал времени от пятнадцати минут до четырех месяцев, что ставило передо мной дилемму: накраситься или нет?
Я знала, как опасно дразнить удачу: если я накрашусь, то Гас не приедет, если я не накрашусь, то он приедет, но будет так шокирован моим внешним видом, что тут же исчезнет. Мои размышления прервала Карен.
— Что случилось? — прошептала она, заглядывая ко мне в комнату. — Это Гас звонил?
— Да. Извини, что разбудили тебя.
— Ты сказала ему, чтобы он проваливал и больше не звонил?
— Э-э… нет, понимаешь, я же не знаю еще, в чем было дело. Он сейчас… хм… приедет, чтобы все объяснить.
— Сейчас?! В половине третьего утра?
— Зачем откладывать дела в долгий ящик? — слабо защищалась я.
— Другими словами, он болтался по барам, пил, никого не закадрил, а потрахаться хочется. Мило, Люси, нечего сказать. Высоко же ты себя ценишь.
— Все совсем не так… — промямлила я, борясь с неприятным чувством в желудке.
— Спокойной ночи, — не стала слушать Карен мои оправдания. — Я пошла спать. С Дэниелом, — хвастливо добавила она.
Я знала, что она расскажет о случившемся Дэниелу, потому что она все ему обо мне рассказывала, по крайней мере все унизительное и постыдное, что со мной случалось. У меня не оставалось от него секретов, и мне страшно не нравилось, что он столько знал обо мне. К тому же Дэниел всегда был у нас, мне уже стало казаться, что он живет с нами. Ну почему эти двое не могли пойти к нему домой и дать мне возможность побыть одной?
«Хочу, чтобы они расстались», — ожесточенно подумала я и вернулась к своей дилемме. Хорошенько поразмыслив, я изобрела способ обмануть удачу: надо накраситься, но не надо одеваться. Я так и сделала.
Уловка сработала: очень скоро ночную тишину нарушил такой оглушительный трезвон в дверь, что проснулись бы и мертвые, — это прибыл Гас.
Я открыла дверь, за которой стоял он: милый, сексуальный, растрепанный и пьяный. Только увидев его, я поняла, как сильно соскучилась по нему.
— Господи, Люси, — проворчал он, входя в квартиру, — этот твой сосед ужасно вспыльчив. Нельзя же так горячиться из-за небольшой оплошности.