Шрифт:
– Заявление пиши, – произнёс он, – на отказ от родительских прав. К нотариусу поедешь прямо сейчас. Вернёшься с бумагой, получишь сумку. Паспорт твой вот, забирай… Брелок с ключей отдам, раз он от Swarovsky [21] .
Глядя на майора с ненавистью, но уже торжествующе улыбаясь, дама поднялась, торопливо напялила свои невыносимые каблуки, алые, как её же испанская губная помада и была такова. Едва за ней захлопнулась дверь, у Михаила начался обратный отсчёт времени для решения трёх важнейших задач. В соответствии со статьёй 69 главы 12 Семейного кодекса оформить лишение родительских прав в добровольном порядке по причине «злостной неуплаты алиментов» можно без особых хлопот. Сплавив супругу, он убьет двух зайцев: избавит дочь от хронического нервного стресса появления этой куклы Barbie переростка, в которую превратилась нормальная женщина, едва из районной стоматологии подвизалась в частную клинику. А ещё выиграет время. Личинку замка он поменял за десять минут. Найти камеры и жучки числом пять, установленные под доской письменного стола, под фарфоровой крышкой антикварного чайника, в ванной и на гардеробе, таская за собой по квартире радиоприёмник с выпуском новостей, но не тронуть их, тоже не отняло много времени. Остаётся, наверное, минут сорок пять… У нотариуса около метро «Бабушкинская» в это время народа не очень много.
21
Swarovsky – Сваровски, известная фирма бижутерии, знаменита изделиями из стразов и хрусталя.
Итак, теперь самое главное. Гостиная. Книжный шкаф. Статуэтка рыси из лунного камня. Вот она, шпионская техника, чуть правее. Всунута между двумя томами О’Генри. Ну-ка, киска, извини…
На заднем сидении белого внедорожника раздался многослойный мат. Глазок видеокамеры упёрся в классические мраморные ягодицы Афродиты, купленной в сувенирной лавке кипрского городка Пафоса. А трансляцию звука из квартиры заполнил глубокомысленный, но оглушительный диалог Владимира Соловьева и политолога Сатановского об Эрдогане и курдах.
Поведение супруги не оставило ему выбора. Её и предыдущий визиты, фаршировка его жилья атрибутами скрытого контроля ясно давали понять: у заказчиков этого безобразия много денег, но потратили они их на дилетантов. Козырный интерес сосредоточен в его рюкзаке. О великокняжеском кирпиче к настоящему моменту знали только двое – профессор Фролов и Лена. Кому и зачем он успел о нём рассказать? Эта тема подождёт до возвращения леди стоматолога, когда её можно будет прижать покрепче, хотя влечение к этому произведению искусства пластических хирургов он уже не испытывал. Лену как версию активизировать вряд ли стоит: её сообщники, будь они в наличии, могли бы с боем отнять содержимое рюкзака в тот момент, когда она водила его по закоулкам заповедной Казённой слободы. Если только это не было тонкой инсценировкой!.. Но это голубоглазое чудо, волшебным голоском поющее про Рюрика и Ромула, – мозг преступной группировки, орудующей по древностям? Да быть того не может. Интуиция подсказывала ему: думать о новой знакомой можно как об участнике дела, но только не подозревать.
На данный момент методом исключения выходит, что профессор Фролов – ключ к пониманию причин и следствий. Пока всё сходится с предположениями аналитиков, изложенными в той самой синей папке с тесёмочками.
«Пяток жучков ещё куда ни шло… Но видеокамера, какие ставят жёны для поимки мужей с поличным с домработницами или на садисток-нянь по заказу родителей – частные детективы? Моя уже не благоверная вместе со своим пузаном – просто карикатурные персонажи, – размышлял Михаил, не мешкая, скачивая из смартфона супруги контакты через ноутбук на флэшку, – это никак не работа спецслужб. Те наблюдают, а эти толкотню затеяли. Не иначе, она начнёт торговаться из-за рюкзака, как только приедет с бумагой. Выходит, что тут действуют две конкурирующие фирмы. Как минимум… И пока они друг другу только мешают, из этой кучи малы надо выбираться».
«Вот, а теперь самое главное, – сказал майор сам себе и облизал губы, – сколько же ты стоишь сам по себе, если воришки не поскупились снимать кино? Что ж, идея хорошая, мы её позаимствуем».
Примостив на графин включённый на видеозапись фотоаппарат, что за годы верной службы объездил с его матерью все экскурсионные маршруты в цивилизованной части континента, Михаил вытащил из рюкзака махровый кулёк. Лев, хватающий зубами упитанного питона, был расколот трещиной примерно посередине вдоль длинной стороны кирпича. Внутренне попросив прощения у всех на свете археологов за вопиющее варварство, поднатужился и стал разламывать древнюю обожжённую керамику, как чёрствый хлеб. Не сразу, чуть раскрошившись, кирпич поддался и раскололся, как скорлупа, на две половинки, выпустив наружу тусклую старую бронзу, позеленевшую лишь с одного конца, обращённого к воздуху. «Игла в утке, утка в зайце…». Половина дела была сделана, но меньшая половина. Время, однако, утекало с удручающей скоростью. Продолговатый цилиндр толщиной с парниковый огурец с одной стороны как бы был закрыт крышкой. Припомнив из учёбы, что ходовая резьба на поверхности тел вращения была изобретена всё-таки позже эпохи русского возрождения, Михаил попробовал просто потянуть с одного конца. Крышка даже не подумала сдвигаться. В холодильнике как по заказу нашлась бутылка оливкового масла. Микроскопическим зазорам оно, к счастью, пришлось по вкусу. Нажав ещё сильнее, ему удалось разъединить две части внутреннего бронзового саркофага, а потом пинцетом вытащить следующую часть матрёшки – пакет из промасленной бумаги, скреплённый алой сургучной печатью. Но теперь уже не со львом, а двуглавым орлом с опущенными вниз крыльями. Символом византийской империи. Понимая, что соприкосновение с воздухом может быть для содержимого пакета весьма губительным, он моментально сунул извлечённое из-под спуда эпох нечто в целлофановый пакет, какие следователи используют для помещения улик и сразу же соединил пальцами его края. Теперь можно было подумать, как весь конструктор собрать снова воедино, скрыв следы вскрытия. «Пусть думают, что содержимое истлело от времени», – решил он, сжёг в пепельнице кусок газеты и засыпал в бронзовый тубус. Сургуч с бутылки фирменного коньяка пригодился для запечатывания металлического саркофага, а керамические половинки соединила изрядная порция клея «момент». Кажется, успел!..
К тому моменту, как на лестничной площадке раздался цокот шпилек, рюкзак с махровым кульком снова небрежно валялся на диване, а флэшка со всей информацией временно реквизированного смартфона соседствовала во внутреннем кармане парадного кителя майора с посланием древнего автора. Бывший муж встретил запыхавшуюся женщину, барабаня пальцем по косяку двери. В белой рубашке с военным галстуком на резинке он был неотразим.
– Отдай мои вещи! – резким движением она сунула ему под нос файл с гербовой бумагой, оформившей её свободу от материнских обязанностей, – у меня мало времени, ты получил, что хотел?
– Не совсем, дорогая, – ирония в ответ заставила её зашипеть от гнева, – нам ещё есть что обсудить, правда? Во-первых, в соответствии с изложенным тут изменением гражданско-правового статуса, ты к ребёнку не имеешь уже никакого отношения. Её, мой и мамы моей телефон я у тебя стёр. Это раз. Во-вторых, дверь ты без моей помощи открыть не сможешь, так что смыться не пытайся. А теперь, – он крепко взял её за локоть, – объясни, это что ещё за кинематограф, а? Кто мне тут насекомых развёл во всех углах?
– Каких ещё насекомых? – завизжала Марина, – Пусти, мне больно!
– Вот это что? – видеокамера, втиснутая между двумя томами О’Генри перестала снимать беломраморные бёдра богини любви, вид сзади, полетела на линолеум прихожей и была разбита каблуком военного ботинка. – Жучки!
– Миша, Миша… Успокойся, пожалуйста! – казалось, что убедившись в прекращении репортажа, неудавшаяся шпионка задышала свободнее, – кашне моё на вешалке в прихожей оставила специально, когда вещи забирала. Были со мной из службы безопасности приятеля шефа моего двое. Они поставили камеру… Им нужна была старинная вещь, сказали, ты с собой носишь! А мне деньги очень нужны, Миша, умоляю тебя, на операцию. Ну, пожалуйста…