– Не знаю, как я отношусь к тому, что ты лежишь топлесс на пляже, - сказал он.
– Не уверен, что это законно.

Она ничего не ответила.

– Думаю, никто не видит тебя, если только на корабле нет бинокля.

Скрываясь за солнечными очками, Тамара закатила глаза.

– Я сегодня ездил в город, - продолжил он.
– Звонил в офис судьи Хедли.

Тамара молчала.

– Он пытается передвинуть даты заседаний, немного ускорить процесс. Кстати, он передавал тебе привет.

– Привет судье Хедли.
– Неважно сколько раз она говорила себе, что судья был ее отцом, она по-прежнему не могла думать о другом мужчине в роли ее отца, кроме папы.

– Он хотел знать, как ты пожимаешь, как себя чувствуешь. Раз ты беременна и все такое.

Тамара вздохнула.

– Я сказал ему, что ты жива здорова. Что тебе тошнит каждый час. Но, учитывая какой толстой ты становишься, скорее всего, это к лучшему. А еще я сказал, что ты пукаешь. Много пукаешь. Так пукаешь, что нам приходится спать в разных домах. Он выразил мне свои соболезнования, сказал, что беременность - трудный период для женщины, и я должен быть с тобой максимально милым.

Тамара зарылась пальцами глубоко в песок и сжала их в кулак.

– Спасибо за звонок судье Хедли и проверку завещания.

– Ага, - ответил он.
– Я и почту забрал. Видимо, твоя мать отправила судье Хедли письмо для нас, а его секретарь отправила его нам. Хочешь сама прочитать его или мне прочесть?

Тамара протянула руку, и Леви отдал ей конверт. Тамара открыла его и изучила. Почерк принадлежал ее маме, адресовано Леви Шелби и Тамаре Мэддокс.

Тамара встала и пошла по песку к кромке воды. Она разорвала письмо надвое, затем на четвертинки и выбросила его в воду.

– Зачем ты это сделала?
– спросил Леви.

– Тебя волнует, что моя мать хотела сказать нам?
– поинтересовалась Тамара.

– Нет.

– Вот и меня нет.

Она вернулась к своему зонтику, демонстративно игнорируя взгляд Леви, который пристально наблюдал за каждым ее движением. Ему не нужно было знать, что она видит, как он смотрит на нее.

– Кое-что еще пришло по почте, - произнес он, как только она расположилась на своем розовом полотенце.

– Ты загораживаешь мне солнце, - заметила она.

– Солнце уже садится.

– Тогда ты в моей тени.

Леви шагнул на фут вправо.

– Не хочешь узнать, что еще пришло по почте сегодня? – задал вопрос он.

– Не очень, но ты можешь рассказать, если это сделает тебя счастливым.

– Я расскажу. Но сначала скажи мне вот о чем. По шкале от одного до десяти, как сильно ты меня ненавидишь?
– спросил он.

– А шкала только до десяти?

– Иисусе, почему я решил, что жениться на подростке хорошая идея?
– полюбопытствовал Леви у неба.

– Не знала, что ты веришь в Бога.

– Не верю, но начинаю видеть в этом смысл. Нужно же было что-то сказать о том, чтобы кто-то приструнил одну высокорослую, возбужденную, взявшуюся за старое, избалованную юную невесту, когда она закипает от злости без ведомой причины.

– Моя злость не кипит.

– Ты устроила мне молчаливый бойкот на три недели.

– Я разговариваю с тобой, когда ты того хочешь. И прямо сейчас я не молчу.

– Ну да, я спросил, что ты хочешь не завтрак, и ты ответила, что уже поела. Я спросил, хочешь поехать в Бофорт или Чарльстон, и ты ответила: «Как хочешь». Когда я рассказал судье, что ты пукаешь так, что в стенах дыры образуются, ты поблагодарила меня за звонок судье.

– Ты сказал мне оставить тебя в покое. Ты не можешь жаловаться, когда я делаю так, как ты сказал.

– Черт возьми, Тамара, ты сводишь меня с ума.

Тамара встала и подняла сарафан, стряхнула с него песок и надела его.

– Ты был рожден сумасшедшим, - ответила Тамара, и поправила сарафан.
– Я просто веду тебя домой.

Она сложила зонтик, взяла его и начала уходить.

– Счет от врача, - сказал Леви.
– Вот что пришло по почте. Счет на десять долларов от доктора Джефферсона Гуди за «гинекологический осмотр миссис Шелби и противозачаточные таблетки».

– Я завтра его оплачу, - произнесла она, не останавливаясь.

Леви побежал за ней.

– Ты не планировала сказать мне, что хочешь начать принимать таблетки?

– Нет.

– Могу я спросить почему?

– Ты сказал мне…

– Оставить меня в покое, да. Мне не следовало этого говорить.

– Да, но ты сказал. И я послушалась. Я храню таблетки рядом с фигуркой лошади в моей комнате, о чем ты бы узнал, если бы зашел в мою комнату, но раз ты этого не сделал… - Она замолчала и подняла солнечные очки на голову, чтобы посмотреть ему в глаза, - значит, ты не знаешь.