Основной «точкой входа» в нашу жизнь являются средства массовой коммуникации. Пройдя большой путь развития, в XXI веке мы уже можем говорить о глобальном воздействии информации, о реальности «ноосферы». От печатных изданий, радио и телевидения, киноиндустрии до блогов, социальных сетей массовая информация охватывает абсолютное большинство населения планеты: практически все возрастные группы (детей, взрослых, стариков), мужчин и женщин, а также недавно появившийся средний пол, разные идеологии (либералов, консерваторов, националистов, экстремистов, рокеров и хиппи). К каждому применяется свой уникальный, индивидуальный подход.

«Гибридная» война сегодня развернута прежде всего в информационной среде, реализуется на уровне моделирования информационного пространства и, более того, охватывает искусственно созданную систему множества информационных полей.

Только анализируя и систематизируя данные процессы, мы можем надеяться на то, что мир, который мы увидим, хоть в какой-то степени будет соответствовать реальности. Мы должны отказаться от навязываемых нам стереотипов разноцветных зеркал и оптических искажений. Это позволит нам увидеть перспективу и встать на путь выживания.

В экспертной среде происходит постоянная, достаточно жесткая полемика относительно содержания и понятия «гибридной» войны. Значительная часть специалистов по данной проблематике говорит о несостоятельности самого права и целесообразности употребления подобного термина.

Так, на тематической научной конференции «Гибридные войны в хаотизирующемся мире ХХI века», которая состоялась 27 февраля 2015 г. в Москве, фактически говорилось о том, что «“гибридные” войны – это фантомное понятие, ничего не поясняющее». Эксперты настаивали на том, что «гибридным» и иным войнам сегодня не хватает «нормативного содержания» [Гибридные войны…].

В научном сообществе также существует понимание того, что «гибридная» война – специальный пропагандистский конструкт, который имеет мало общего собственно с войной, зато полностью нагружен тем смыслом, что Россия ведет против Запада настоящую войну, хотя по формальным признакам международного права это, к неудовольствию зарубежных стратегов, нельзя назвать войной» [Белозеров, Соловьев, с. 9].

Все чаще пишут о том, что «в понятие “гибридной” войны сегодня можно включать все, что заблагорассудится, лишь бы это было объявлено вызовом безопасности США и даже совершенно незначительным странам НАТО, после чего необходимо срочно принимать меры, реагировать, “сдерживать Россию”» [Александрович, с. 101].

При этом, на наш взгляд, можно признать лишь то, что «гибридная» война на данном историческом отрезке времени представляет собой не столько явление, сколько процесс временного и содержательного развития в рамках даже не столько международных отношений и классических геополитических стратегий, сколько трансформации самого общества и миросистемы в целом. С этим, с одной стороны, связана исключительная мобильность самого понятия «гибридной» войны, с другой – адекватность современным процессам, происходящим в обществе, а значит и исключительно высокая эффективность и актуальность данного феномена. Не обесцениваются временем идеи гениального военного стратега Сунь-цзы: «Как вода не имеет постоянной формы, так война не имеет постоянных условий» [Сунь-цзы, с. 97].

Исторически формирование концептов «гибридных» войн можно разделить на три периода относительно концептуально-содержательной основы деления:

–первая связана с пониманием необходимости, описанием и применением особых форм невоенного воздействия на противника;

–вторая – с разработкой теоретических концепций узко научной направленности;

–третья – с процессом конвергенции разработанных теорий и практик, выход на совершенно новый уровень (когда в уравнении 1 + 1 результатом может быть даже не 3, а бесконечно возможное числовое значение) противостояния в «гибридных» войнах, основанный на конструировании, взаимном столкновении, взаимодействии новых реальностей.

Первый этап охватывает значительный исторический период и представляет собой процессы накопления информации и предварительное ее осмысление, а также связан с появлением опыта использования СМИ в рамках реализации и повышения эффективности военных действий.

На данном этапе исследования достаточно сложно проследить весь путь невоенного противостояния, но, на наш взгляд, совершенно необходимо обозначить саму динамику «гибридности» военного и невоенного противоборства, возрастание значимости данного процесса в исторической ретроспективе. Более подробно данный период рассматривается в монографии Игоря Панарина «Гибридная война: теория и практика» [Панарин, 2017].

Примеры невоенных действий, прямо сопряженных с чисто военными операциями, отражаются уже в мифологии и эпосе. В древнегреческом – ахейский Троянский конь становится не только залогом взятия Трои, но и фактически учебным материалом для формирования будущих военных стратегов. Агентура ахейцев реализовала стратегически важную информацию, что конь – подарок Афины, и троянцы, совершая критическую ошибку, не учитывая экспертного мнения Кассандры, терпят сокрушительное поражение, которое обозначило завершение самого существование данного общества.