Она даже не поверила своим глазам: во «входящих» висело шесть писем и все с незнакомого адреса. Открыла первое, ощущая, как сердце колотится где-то у горла. Так и есть: от Макса… Лена даже глаза закрыла. Что он там написал? Неужели позлорадствовать? Кое-как пересилив себя, стала читать.

«Лена!

Никогда бы не подумал, что решусь тебе написать. Да и не собирался, собственно говоря, после того случая. Глупо получилось тогда, ты извини меня. Я в тот вечер собой не владел, сорвался. Зря ты меня сразу не отшила. Не так было бы больно потом. Ты не подумай, я на жалость не давлю, просто… Черт, да сам не знаю, зачем все это пишу. Скорее всего, чтобы выговорится. Ты все равно на этот адрес редко заглядываешь, а мне так легче будет. Будто действительно отправляю тебе письма, чтобы прочла. Надеюсь, ты позволишь?

Сначала был очень зол на тебя, думал, с Кристой забудусь. Но нет, чем дальше, тем хуже становилось. Что бы ни делал, постоянно ты перед глазами, дошло до того, что в толпе прохожих мерещиться начала. Я уж бояться начал, что помешаюсь. И, ведь помешался. На тебе помешался. Настолько, что уже ничего не радовало. С Кристой порвал, и с работы ушел. Не смогу больше работать с отцом бывшей невесты, да и не возникнет соблазнов в Россию попроситься, а, ведь, хотелось.

Ты там, наверное, счастлива со своим химиком, так что обо мне и не вспоминаешь. Оно и к лучшему, что мы сейчас далеко, не то сорвался бы снова, сделал бы очередную глупость… Потому, что не могу по-другому. Хорошо все-таки, что ты тогда напомнила мне, что ничего у нас не получится, иначе так и продолжал бы вести себя, как дурак. Никогда не думал, что бывает так: живет человек, чего-то добивается в жизни, чего-то достигает, и тут приходит чувство, которое в одночасье обесценивает все, чему должен бы радоваться. Потому, что все теряет смысл, если ты не рядом…»

Лена, волнуясь, открыла следующее письмо.

«Милая Лена!

Если бы ты прочла, то наверное, возмутилась бы. Никакая не «милая», не имею я права тебя так называть, но как же хочется, знала бы ты! Закрою глаза и сразу твое лицо вспоминается. Не хотел больше писать, но не выдержал. Я вообще не знаю, сколько еще так выдержу. Спасает только новая работа: я переехал в Берлин, и теперь работаю в конторе, которая никак не связана с Россией. Только меня Россия отпустить не хочет. Я, ведь, до прошлогодней командировки считал себя немцем, раздражался, если мне напоминали, что не в Германии родился, а после-даже внимания не обращаю. Лучше бы мне и правда родиться русским и всю жизнь провести в Питере, рядом с тобой… А так, так даже не могу надеяться увидеть тебя снова когда-нибудь. Скорее бы все забыть, но нет сил. Так и живу…»

Крылова почувствовала, что на глаза навернулись слезы. Неужели, он ее еще не забыл? С невестой порвал? Любит до сих пор…

«Дорогая моя Леночка!

Прости, что снова пишу сюда. Два месяца держался, но сегодня приснилось, что ты рядом со мной, и снова места себе не нахожу. Если бы ты только ответила что-нибудь. Хоть две строчки… Легче бы, наверное, не стало, но… Не знаю, чего жду, может, ухватился бы за твой ответ, сорвался бы к тебе. Но ты молчишь, значит, либо не читала, либо зла на меня за мою наглость. В любом случае, это к лучшему. Постоянно напоминаю себе, каким дураком кажусь в твоих глазах, и это хоть немного отрезвляет. Ненадолго, правда.»

Она на ощупь нашла на столе пачку сигарет, зажигалку и затянулась. Получалось, что ее извинений он не получал… Черт!

«Родная моя!

Сегодня снова видел девушку, похожую на тебя. На какое-то время даже поверил, что это ты и есть. Прочла… Приехала… Но нет, ты, ведь, сейчас в Питере. Может, скоро и жених твой приедет, поженитесь. А я все время вспоминаю ту нашу ночь, и как подумаю, что рядом с тобой сейчас другой, плохо становиться. Его ты тоже так целуешь? Прости, не удержался, снова глупости пишу. Лучше бы тебе и не читать, что я отправляю. Посмеешься только, а может и вовсе-сумасшедшим сочтешь. И будешь права.»

Роник подошел и уставился на хозяйку преданным взглядом, намекая, что пора бы его покормить, но Лена даже внимания не обратила, углубившись в чтение.

«Любимая, пожалуйста, давай встретимся. Хочу увидеть тебя еще хоть раз, пусть ты и собираешься замуж. Я знаю, как это выглядит, но уже не могу бороться с собой. Устал и смирился. Была когда-то гордость, была обида, но уже давно не в состоянии ни злиться, ни забывать. Даже работа не помогает»

Сигарета в руке догорела до фильтра и начала жечь руку, но Лена не обратила внимания.

«Леночка, не молчи, ответь мне что — нибудь. Отругай, назови тряпкой. Если ты прочла все, что я понаписал, то ниже падать в твоих глазах мне уже некуда. Представляю, как жалко я выгляжу после всех этих писем. Не мужчина, а истеричная девица. И тем не менее прошу-ответь хоть что-нибудь, иначе приеду к тебе сам, и попробуй меня прогнать во второй раз…»

Лена стряхнула прогоревшую сигарету в пепельницу и, помедлив, набрала памятный ответ: «Макс, прости меня пожалуйста за все. Я была не права»

В маленькой квартирке на окраине Берлина было темно. Макс сидел на диване, опустив голову и не зажигая свет. Так было проще не думать. Когда после Нового Года он положил Вернеру на стол заявление об уходе, тот принялся было уговаривать, заверяя, что бы ни произошло у них с Кристой, на работе это не отразится. Но Ланге был непреклонен-слишком уж тягостно было теперь ему в «Машине Миттел». Даже загрузить себя делами под завязку не получалось — дела-то все были связаны с русским филиалом, а там… Там теперь все было в полном порядке. Шеф тогда, исчерпав все свое красноречие, поглядел на него, как на дурака, однако Максу уже было все равно. Даже несмотря на то, что уходил в никуда, казалось, теперь-то почувствует облегчение, начав все с чистого листа.