— Уважаемые пассажиры, с вами говорит командир корабля Артур Копестиренский, приветствую вас на борту самолета Аэробус А 320, выполняющего рейс по маршруту Женева — … Наш полет будет проходить на высоте десять тысяч метров над уровнем моря. Время в пути…

Всего несколько часов, и он сделает это! Она станет его… От кончиков серебристых волос до аккуратных пальчиков на ногах. Тысячи сотканных из солнца и света ниточек превратятся в канаты, которые свяжут их навсегда. Он не шутил, когда сказал, что никуда ее не отпустит. Все… Поздно метаться. Он будет охранять свою Золото, как самый скупой скряга на планете. Никому ее не отдаст. Никогда…

— Рейс триста одиннадцать — Вышка.

— Вышка — рейс триста одиннадцать…

— Рейс триста одиннадцать — вышка. Как у вас с погодой?

— Вышка — триста одиннадцать… погода на шестнадцать ноль три… ветер восемь метров в секунду… эээ… порывы до двенадцати, видимость шесть километров, умеренный ливневый дождь. Метеослужба не сообщает о сдвиге ветра на полосе…

— Рейс триста одиннадцать — вышка, вас принял.

Артур сверился с приборами и встал.

— Пойду, отолью.

Он уже справился, когда что-то пошло не так. Самолет сотрясся, Артура, что есть силы, отбросило в сторону. Ползком мужчина добрался до своего кресла, резким движением пристегнул ремни, надевая наушники. Рядом суетился, проверяя приборы, второй пилот. Его руки порхали над панелью в каком-то бешеном танце. Артур выдохнул, морщась от нестерпимой боли, и заговорил:

— Триста одиннадцать — вышка… У нас ЧП.

— Вышка — триста одиннадцать. Что случилось?

— Еще непонятно. Мы услышали грохот, у нас разгерметизация салона. Черт… — выругался Артур. — И, похоже, у нас остался один двигатель!

— Триста одиннадцать — вышка. Горит ли сам самолет?

Бл*дь!

Еще бы он знал!

— Артур Михалыч! — заглянула в кабину белая, как мел, бортпроводница, — там… там двигатель… Его просто оторвало! Мелкие осколки пробили фюзеляж и один из иллюминаторов.

— Триста одиннадцать — вышка! Мне докладывают, что мы лишились части самолета. Разгерметизацию подтверждаю.

— Вышка триста одиннадцать. Горит ли самолет?

— Похоже, что нет. Запрашиваем экстренную посадку! Идем на одном двигателе, — повторил Артур, проверяя показания приборов.

— Там паника. Ранено несколько человек, — едва не плакала Леночка…

— Оказывайте первую помощь, и повторяете очередность действий при экстренной посадке! — рявкнул Артур. — Триста одиннадцать — вышке. Пришлите медиков на аэродром. У нас пострадавшие на борту.

Казалось, что напряжение сковало все тело Артура. Но паники не было. Было четкое понимание того, что если он не справится, то унесет с собой сто сорок шесть жизней. Сто сорок шесть жизней зависели от его мастерства, и еще тысячи других ему неподвластных факторов.

Сглотнув, Артур снова сверился с приборами, которые показывали, что за каких-то пять минут они снизились с десяти тысяч метров до трех тысяч. Управление лайнером осуществлялось только за счет одного двигателя. При таком раскладе крен был неизбежен. Не дай бог, боковой ветер — и все. Копестиренский это прекрасно понимал. От невероятного напряжения, в попытке выровнять машину, пот струился по лбу и стекал по желобку позвоночника. Форменная рубашка была мокрой — хоть выжимай.

— Вышка — триста одиннадцать… Снижайтесь до относительной высоты семьсот метров.

— Снижаюсь до семисот метров. Подтвердите давление девятьсот девяносто восемь.

— Вышка — триста одиннадцать… девятьсот девяносто восемь. Подтверждаю.

— Триста одиннадцать — вышка, запрашиваю курс!

— Вышка — триста одиннадцать. Влево двести восемьдесят.

— Вас понял. Влево двести восемьдесят. Андрей, — Копестиренский кивнул на панель, и второй пилот понял его с полувзгляда.

— Вышка — триста одиннадцать, заход по ИЛС1 к ВПП2 двадцать два разрешаю! Сообщите захват курсового маяка3!

— Триста одиннадцать — вышка. Захват маяка подтверждаю. Запрашиваю метеоданные.

— Вышка — триста одиннадцать. Приземный ветер двести тридцать градусов. Ветер восемь. Порывы двенадцать.

Переговоры по правилам международных авиаперелетов велись на английском, но обе стороны понимали друг друга прекрасно. Их действия выглядели максимально слаженно в текущей ситуации. Артур был удовлетворен работой наземных служб. Хотя напряжение такое, что, кажется, еще вот-вот, и у него оторвется тромб, или случится инфаркт. Сердце колотится в горле, его глухие удары оглушительно громко стучат в ушах.

— Дамы и господа, — тихим спокойным голосом говорит Артур, — наш самолет совершает экстренную посадку в аэропорту… Просьба не расстегивать ремни до полной, я повторяю: до полной остановки самолета.

Ему ни в коем случае нельзя допустить панику на борту. Если не получится сесть, как надо… Если придется экстренно эвакуироваться — паника — худшее из зол. Артур очень рассчитывал на то, что девочки-бортпроводницы справятся.

Их главная опасность — крен и боковой ветер. Копестиренскому с большим трудом удается удерживать самолет, но при таких условиях — это не может продолжаться бесконечно. В момент приземления задевает крылом полосу. Чувствует толчок. Слава богу, не слышит криков. Скорость гасится нехотя. Движение лайнера по взлетной растягивается до бесконечности, на кончике которой — неизвестность. Нервы натянуты до предела.