Какое-то время в спальне царила напряженная тишина, лишь из-за двери доносилась неразборчивая болтовня и громкие смешки вельмож, покидавших брачные покои. Габриель сбросил с себя камзол и штаны и робко подступил к Матильде, которая сидела на краю широкого ложа, ссутулив плечи, и исподлобья пугливо глядела на него, как будто умоляя не приближаться к ней.

Сердце Габриеля заныло в истоме. Он хотел сказать Матильде так много ласковых слов, он так любил ее, он так ее обожал... А она ненавидела и презирала его - за ту единственную ошибку, которую он совершил три недели назад, ослепленный внезапно вспыхнувшей в нем страстью, полностью потеряв рассудок и всякий контроль над собой. Лишь теперь Габриель понял, к чему привело его упрямство в паре с безумием. Он на всю жизнь связал себя с женщиной, которая испытывает к нему отвращение, которая гнушается его, в глазах которой он олицетворение всего самого худшего, самого грязного, самого низменного, что только может быть в мужчине. С каждой ночью, с каждой их близостью, ее отвращение будет лишь усиливаться, а вместе с ним будут расти ее ненависть и презрение к нему, и постепенно жизнь его превратится в ад. Он никогда не дождется от нее ответной нежности, теплых слов поддержки и понимания; они всегда будут чужими друг другу, мало того - врагами...

Все ласковые слова, при помощи которых Габриель собирался излить на Матильду свою безграничную любовь к ней, вдруг застряли у него в горле. Он резко, почти грубо, произнес:

– Ты сама снимешь чулки, или это сделать мне?

3. РЕШИТЕЛЬНЫЙ ШТУРМ

Едва лишь Бланка вышла из покоев новобрачных, тотчас рядом с ней возник Филипп, и его пальцы вновь сомкнулись вокруг ее запястья.

– Дорогой кузен, - раздосадовано сказала она.
– Пожалуйста, отпустите меня.

– И не подумаю, моя бесценная кузина, - кротко, но категорически возразил он.
– Почему бы нам не пойти вместе?

– Хотя бы потому, что нам не по пути.

– Вот как?!

– Да, Филипп. Я иду к себе.

– Но зачем?

– Как это зачем? Поздно уже.

– Поздно?
– удивился Филипп.
– Не смешите меня, Бланка. Уж я-то знаю, когда для вас настает "поздно".

– Сегодня я устала, - объяснила она.
– К тому же у меня плохое настроение - и вам известно из-за чего... Ну, так отпустите вы меня или нет?

– Ни-ко-гда!

– Но учтите: по доброй воле я с вами не пойду, - предупредила Бланка.
– Конечно, вы можете применить грубую силу, но тогда я буду сопротивляться.

– О нет, солнышко, до этого дело не дойдет. Раз вы устали, я не смею задерживать вас.

– Так отпустите!
– Бланка попыталась высвободить руку, но Филипп хватки не ослаблял.
– Как же я пойду, скажите на милость?

– Очень просто - я пойду с вами.

Бланка тяжело вздохнула.

– Вы несносный, Филипп!

– Вовсе нет, дорогая. Просто я пленен вашими чарами, и это выше моих сил - отпустить вас сейчас.

Пока они вот как пререкались, не трогаясь с места, остальные дамы и господа уже дошли до конца коридора. Оглянувшись, Маргарита окликнула их:

– Кузина, принц! Почему вы отстаете?

– Кузина Бланка устала, - ответил за двоих Филипп.
– Она возвращается к себе и попросила меня сопровождать ее. Разумеется, я не могу отказать ей в этой услуге.

В ответ на эту беспардонную ложь Бланка лишь поджала губы и с достоинством промолчала. Она понимала, что любые возражения или опровержения только ухудшат ее положение, и без того довольно щекотливое.

Молодые люди весело рассмеялись, пожелали им обоим доброй ночи и приятных развлечений и пошли своей дорогой. Но прежде чем их голоса утихли за углом, чуткие уши Бланки все же уловили несколько прозрачных намеков и неприличных острот, уточнявших особо пикантные моменты ее предполагаемого времяпрепровождения с Филиппом.

– А вы ничуть не изменились, Филипп, - обиженно сказала она.

– В каком смысле?.. Эй, парень!
– поманил он пажа с фонарем, который задержался, чтобы в случае надобности прислужить им.
– Посвети-ка нам, будь так любезен.

Паж молча поклонился и прошел вперед. Филипп и Бланка последовали за ним.

– И в каком же отношении я не изменился?
– повторил свой вопрос Филипп.

– Да во всех отношениях.

– А в частности?

– А в частности остались таким же настойчивым и бесцеремонным нахалом, каким были всегда.

– Что за слова, Бланка? Вы меня обижаете. Какой же я нахал?

– Как это какой? Самый обыкновенный... Впрочем, нет, необыкновенный. Вы нахал, каких мало.

– Взаимно.

– Что?
– не поняла Бланка.

– Взаимно, говорю. Вы тоже не промах.

– Я? Неужели?!

– А разве нет? Когда некая знатная дама говорит "милый" своему любовнику в присутствии дяди своего мужа - как прикажете это называть? Ярчайшим образцом застенчивости, а?

Бланка смущенно опустила глаза и ничего не ответила. Остаток пути они прошли молча. Филипп нежно мял ее руку в своей руке, а она уже не пыталась вырваться. Покои Бланки находились в том же крыле, только в конце коридора, рядом с покоями Маргариты, Елены и Жоанна. У ее двери паж остановился, ожидая дальнейших распоряжений.

– Ступай себе, парень, - сказал ему Филипп.
– Ты свободен.

– Э нет, любезный!
– сразу всполошилась Бланка.
– Постой. Ты должен проводить господина принца, не то он еще заблудится в темноте.

– Это излишне, - возразил Филипп.
– Я сам найду дорогу. Ступай, парень.

– Нет, постой!

– Можешь идти, я сказал.

– А я говорю: постой!

Паж не двигался с места и лишь одурело таращился на препиравшихся господ.

– Так мне можно идти или еще подождать?
– наконец не выдержал он.