Во второй половине XIX в. бурное развитие промышленности, транспорта, торговли, банковского дела, образовательных и развлекательных учреждений и частного предпринимательства потребовало массы людей, которые были способны на квалифицированном уровне обслуживать данные сферы хозяйства [441] .

Часть поляков, проживавших в городах Сибири, были заняты в частных коммерческих фирмах и банках, а также являлись агентами страховых обществ. Один из них – Тадеуш Вилейко, дворянин Виленской губернии, проживавший в Барнауле. В 1914–1915 гг. он являлся управляющим Сибирского банка в Барнауле [442] . Директором отделения Русско-Азиатского банка в Барнауле являлся Э. И. Новицкий [443] . В 1914–1915 гг. Вилейко возглавлял местное отделение ПОПЖВ, а Новицкий являлся кандидатом в члены правления общества [444] .

Инженер Юзеф Дитрих в начале XX в. являлся управляющим кожевенного завода Колмогоровых в Тюмени. Дитрих принимал активное участие в жизни католической общины, являясь в 1903 г. синдиком местного костела [445] . В 1913 г. в Омске коммивояжером акционерного общества «Эльворти», которое специализировалось на поставках земледельческих машин и двигателей, работал Владислав Гаевский [446] .

В конце XIX – начале XX в. в Томске и Барнауле проживала семья потомственных дворян Гордзялковских. В 1889 г. членами-посетителями Императорского музыкального общества в Томске являлись В. А. Гордзялковский и И. А. Гордзялковская [447] . Людвик Андреевич Гордзялковский являлся доверенным общества «Любимов, Сольвэ и К°» в Барнауле [448] . Акционерное общество «Любимов, Сольвэ и К°» специализировалось на производстве соды. На реке Барнаул находился содовый завод общества. Доверенным купца 1-й гильдии Прохора Андреева, торговавшего в Томске кожевенными товарами и сукном собственной фабрики, в 1903–1905 гг. являлся Антон Маньковский, который также исполнял обязанности старшины Томской торговой биржи [449] .

Достаточно широко поляки в Сибири были представлены в рядах чиновников. Под чиновничеством мы имеем в виду лиц, которые находились на гражданской государственной службе. В России к чиновникам причисляли тех, кто имел чины. Тех, кто чина не имел, к примеру, канцелярских служащих, чиновниками не считали [450] . Представители польской интеллигенции были лишены возможности занимать должности в административном управлении Царства Польского. А. И. Миллер предпринял попытку классифицировать различные проявления русификации в Российской империи. Среди распространенных приемов в политике российских властей исследователи называют «кадровую» русификацию [451] .

Так, генерал-губернатор И. В. Гурко в конце 1880-х годов, пользуясь поддержкой МВД, намеревался избавиться от всех поляков в администрации Люблинской, Седлецкой и Сувалкской губерний [452] . Вытеснение поляков с государственной службы способствовало их притоку в свободные профессии, преимущественно те, что были связаны с политическими и экономическими преобразованиями эпохи великих реформ. «В Польшу поляки на судебные должности не назначались по секретному распоряжению Министерства юстиции, – писал Г. Б. Слиозберг. – Оканчивающим юридический факультет… полякам оставалось лишь одно: избрать свободную профессию, т. е. вступить в адвокатуру» [453] .

В связи с этим многие из поляков были вынуждены поступать на службу в Сибири. По данным переписи 1897 г., на государственной службе было занято 3–4 % поляков Сибири [454] , в Томской губернии в администрации, суде и полиции работали 69 поляков, вместе с членами семей – 139 человек, что составляло 2,1 % польского населения губернии. На службе в общественных организациях состояли 35 человек. Большинство поляков, работавших в администрации, судах и полиции, проживали в городах, таких насчитывалось 56 человек (81 %), в том числе в Томске проживали более половины – 39 человек (56,5 %) [455] . В. Маньковский пишет в своих мемуарах, что поляки в 1910-е годы работали практически во всех учреждениях Томска. Больше всего их трудилось в железнодорожном ведомстве, казначействе и судах. Причем Маньковский отмечает, что поляки зачастую занимали высокие должности [456] . Несколько иное мнение высказал в своих воспоминаниях В. Студницкий. Он считал, что и в Сибири поляки встречали значительные трудности в продвижении по службе, и «их в Сибири не любили». Сами поляки часто вступали в смешаные браки и «русифицировались» [457] .

В Тобольской губернии в администрации, судах и полиции работало 70 поляков, вместе с членами семей – 190 человек, что составляло 3,3 % польского населения губернии. На общественной и сословной службе в 1897 г. в Тобольской губернии были заняты 36 поляков [458] . В Омске в 1897 г. в администрации, суде и полиции насчитывалось 25 поляков, что составляло 5,5 % самодеятельного польского населения, а вместе с членами семей – 7,7 % поляков Омска [459] .

Перед поляками, поступавшими на государственную службу в Сибири, вставала проблема интеграции в местное общество. Для поляков проблема интеграции имела несколько аспектов: доверие местной и центральной власти, отношения с местным обществом, взаимоотношения с другими поляками [460] .

Некоторые из польских чиновников, работавших в Сибири, являлись бывшими участниками восстания 1863 г. или их потомками. Поступая на службу, бывшие повстанцы стремились покончить с собственным бесправием. Еще большее число поляков становилось чиновниками в надежде на материальное благополучие и карьеру [461] . Большинству из повстанцев 1863 г. не удавалось далеко продвинуться по служебной лестнице. Так, в письме из Томска в мае 1890 г. А. П. Чехов писал о повстанцах 1863 г.: «Одни живут очень богато, другие очень бедно и служат писарями на станциях» [462] . С. Анисимов, сосланный в город Ялуторовск в 1906 г., застал там трех чиновников из польских повстанцев 1863 г. Они служили в местной полиции, казначействе и на почте, но никто из них не мог совершить служебную карьеру. Так, местный исправник ежегодно представлял служившего в полицейском управлении писаря на 1-й чин, но губернские власти не утверждали данное ходатайство. Сам бывший ссыльный утверждал, что «в Петербурге не могут забыть, что я из повстанцев» [463] .

Зачастую на государственную службу поступали дети и внуки повстанцев 1863 г. Так, Николай Павлович Сосновский родился в 1883 г. в семье «политических переселенцев» деревни Кочневки Верхне-Омской волости. Отец и дед Сосновского были высланы в Сибирь из Гродненской губернии. После окончания юридического факультета Томского университета Сосновский с 1908 г. проживал в Омске, где в 1913 г. был принят в число присяжных поверенных Омской судебной палаты. С декабря 1920 г. Сосновский состоял на службе в Омском губернском отделе юстиции [464] . Отец Ансельма Плюро являлся участником восстания 1863 г. После окончания гимназии в Томске Плюро обучался в Московском техническом училище, а с 1898 по 1909 гг. работал в Томске конторщиком [465] .