— Надьяша, это кто? — что-то Генка начинала сомневаться в её вменяемости.

— Это ты, — перешла экономка на «ты» без церемоний. — Твоя бабка настояла, чтобы тебя назвали Геннадия, в честь деда, но твоя мама и здесь поступила по своему. Она звала тебя Надя, Надюша и Надьяша, копируя твоё детское произношение. Так оно к тебе и прилипло это «Надьяша», неужели не помнишь?

Генка не помнила, и не верила этой странной женщине, вдруг начавшей придумывать её прошлое и выдавать за действительное, пользуясь тем, что Генка всё равно не сможет проверить.

— Александра Львовна, чего вы хотите?

Женщина осеклась, словно прикусила язык, и дурацкая умильная улыбочка исчезла с её лица.

— Ничего. Просто рассказать тебе правду.

— Правду о чём?

— О твоём рождении.

Они обе замолчали, сверля друг друга глазами и экономка сдалась первой.

— Я специально положила тебе это детское платье из шотландки, чтобы ты отнеслась к моим словам всерьёз. Это было твоё любимое платье — это ты помнишь?

Генка помнила, но продолжала молчать, усиленно вспоминая, кто мог об этом знать. Мама, папа, Лёлька, бабушка. Нет, бабушка не знала. Она бы выкинула его, как розовые лаковые туфли, которые Генка так любила. Их бабушка выкинула, сославшись на то, что они малы. Она категорически запрещала ей привязываться к вещам и игрушкам, и Генка разговаривала с ними только когда была уверена, что одна. Клетчатое платье отправилось на помойку, когда действительно стало мало. И Генка оплакала его на поминках, которые устроила на двоих с одноглазым плюшевым зайцем — единственным свидетелем её страданий, забившись в угол у батареи. Больше о платье не знал никто.

— Его купили тебе в Чёрную пятницу на распродаже. Ты вцепилась в него, висящее на манекене и ни за что не хотела другое такое же, которое предлагал тебе продавец. Пришлось раздевать манекен, хотя оно было на два размера больше, чем нужно.

«Так вот почему я так долго в нём проходила!»

— А вы-то откуда это знаете? — Генка смотрела на женщину с подозрением.

— Я и не надеялась, что ты меня вспомнишь. Столько лет прошло, да и ты была совсем крохой. Я была твоей нянькой, Надьяша. С самого твоего рождения и до того дня, когда твоя бабка увезла тебя в Россию.

— Нянькой? — Генке срочно понадобилось глотнуть воды. Она выкинула соломинку и сделала большой глоток. Это же не могло быть правдой? Или могло?

— Вы знали мою маму?

— Конечно, — теперь женщина смотрела на Генку как на тронувшуюся умом. — И маму, и отца, и Леокадию.

— Леокадию? — никто не называл Лёлю полным именем, но Генка знала его от бабушки. — Я помню, мама называла её Лео, а папа «Мой львёночек».

Генка придумала это только что.

— Нет, нет, — улыбнулась женщина. — Её все звали Лёля или Лёлька. Твой папа иногда говорил «мой Лёлёк». А меня все звали просто Алекс.

— Моя бабушка обожала своего сына, — продолжала умышленно врать Генка.

— Это она тебе так говорила? — она посмотрела на девушку с сомнением. — Она презирала его всю жизнь за его робость и мягкий характер. А после твоего рождения так просто возненавидела. Она называла его «тряпка» и «рохля», и «размазня», и как только не обзывала, за то, что он не выгнал твою мать, когда узнал, что ты ему не родная.

— Я ему не родная? — сегодня день явно не из лёгких, и новая порция холодной воды освежила только горло, но никак не голову. — А кто же тогда мой отец?

— В чемодане под подкладкой ты найдёшь ответ на свой вопрос. И я рада, что не унесу эту тайну в могилу.

Она улыбнулась. Её чай совсем остыл, и Генка только тогда обратила внимание, что он у неё был, когда женщина, наконец, подняла чашку дрожащей рукой, но так и не смогла сделать глоток.

— Не обращай внимания, — проследила за её взглядом экономка, и вернула на место брякнувшую о блюдце кружку. — Это просто избыток кофеина. Я выпила чашек двадцать, чтобы всю ночь не спать.

— Зачем?

— Боялась умереть до того, как ты узнаешь правду.

— Простите, но на смертельно больную вы не тянете, — усмехнулась Генка.

— А Елена тянула? Ей было всего сорок пять.

— Её убило чувство вины.

— Нет, милая, её убил призрак, — и она оглянулась, словно боялась, что он стоит у неё за спиной. — Разве ты её не видела?

— Кого?

— Ту, с кем целыми ночами, а иногда и днями разговаривала Елена.

— Я не верю в такие глупости. И она всегда разговаривала сама с собой.

— О, нет, милая, эта Девушка в шляпе существует. И она не успокоится, пока не убьёт нас всех.

— Я тоже всегда хожу в шляпе, — пожала плечами Генка.

Женщина поправила бусы, словно они её душили.

— Когда ты появилась в нашем доме, Елена решила, что это издёвка мужа, ведь тебя нанял именно он.

У него были причины пригласить именно Генку, но она, конечно, не стала их озвучивать.

— Но потом, когда узнала, что ты совершенно не в курсе этой истории и их семейных дел, приняла это просто за знак свыше, за судьбу.