Шрифт:
— Джемма, — мрачно сказал он.
— Пора вставать, — сказала я. — Нужно идти.
Он попытался отвернуться.
— Я едва спал.
— Знаю, но мы думаем, что нас могут преследовать. Лучше спешить.
Он согнулся, издав стон.
— Желудок.
Я услышала вздох матери за собой, она собирала сумки.
— Я дам имбирь, — сказала я.
— Это не поможет.
Я не хотела медлить, рисковать, так что дала ему еще пилюлю, которую он принял, жалуясь. Мама шумела сильнее, чем требовалось, и мулы прижали уши к головам, когда она вешала сумки на их седла. Мы забрались на их спины и поехали под тяжелым серым небом.
Мы не уехали далеко, миновали меньше четверти мили, когда стало слышно звук рвоты. Селено свесился с мула, его тошнило, и зверь переминался из-за перемены веса. Я добралась до него, схватила поводья и край плаща. Мама обернулась в седле.
— Опять плохо? — спросила она.
Я придерживала его, сунула руку под его рукав. Пот был на его лбу, но он сильно дрожал.
— Тебе холодно? — спросила я.
Он согнулся и хрипло дышал.
— Холодно.
— Я достану одеяло, — сказала я.
— Нужно остановиться, — сказал он, держась за желудок, жмурясь.
— Мы не можем, Селено.
— Я не могу продолжать.
Я слезла с мула и пошла за одеялом в сумках мамы.
— Мы поедем медленно. Хочешь что-нибудь съесть? Еще имбиря?
— Не могу.
Мама сжала губы, когда я подошла к Шашке и вытащила одеяло. Ее не радовал жалкий вид короля.
— Не смотри на меня так, — сказала я ей.
— Почему это? — спросила она.
Я пошла с одеялом к Селено.
— Так ты похожа на Шаулу.
Я укутала его плечи, мы поехали дальше, мулы двигались по извилистой тропе все выше. Земля обрывалась справа, обрамляла панораму снежных вершин, но я не могла восхищаться красотой природы, как пару дней до этого. Я смотрела на Селено, он покачивался, потом горбился в седле, одно время даже прижимался лбом к шее мула. Мама уезжала все дальше, хоть постоянно замедляла Шашку.
Его снова стошнило, и я не успела к нему вовремя. Он съехал, чуть не свалился со спины мула. Он рухнул на ноги, колени тут же согнулись, и он оказался под мулом. Я спрыгнула со своего и увела его мула, пока Селено тошнило прозрачной жидкостью на снег.
Мама ругалась вдали, повернула Шашку и присоединилась к нам.
— Что с ним такое? — спросила она. — Ты давала ему имбирь? Уверена, что это все нервы?
Селено ответил быстрее меня, голова все еще была опущена:
— Это не только желудок! Голова, грудь… ноги сводит, руки дрожат. Нам… нужно остановиться.
— Мы и двух миль не проехали! — сказала мама.
— Тогда бросьте меня тут умереть! — рявкнул он. Селено вытер рот. — Я не пытаюсь чувствовать себя плохо, верите или нет!
— Отдохнем немного, — сказала я. — Пусть попьет воды, может, добавим кору березы, — может, анальгетик поможет ему от боли.
Мама стиснула зубы, но повела Шашку и других мулов с дороги. Она спешилась и вытащила флягу.
— Я вернусь и проверю, следуют ли за нами.
Она пропала за елями. Я устроила Селено с флягой и отмерила травы из аптечки.
— Я не могу, Джемма, — сказал он, когда я дала ему лекарство. — Я слишком устал.
— Отдыхай, — сказала я. — Закрой глаза и немного отдохни.
— Не стоило сюда идти. Мы не сможем это сделать.
— Сможем, Селено. Должны… мы должны узнать правду, — Самна, свобода, новое начало зависели от этой правды.
Он выдохнул, но, как только закрыл глаза, открыл их от спешного топота ног. Мама появилась в поле зрения, она не бежала, но была близка к этому, ее ладони были сжаты в кулаки. Она строго сжимала губы, смотрела на меня и Селено. Он не двигался, и она кивнула мне.
— Сюда.
Я встала и пошла за ней мимо елей, пока она шла вниз по склону. Мы прошли около пятидесяти ярдов, оставив Селено и мулов, остановились у выступа, откуда было видно поверх деревьев долину, где мы были ночью.
Я резко вдохнула. К нашему месту ночлега, в двух милях от нас, приближались пятеро всадников в черно-бордовых цветах замка.
Тяжелая тишина повисла между нами грозовой тучей.
— Мы не оторвемся от них с нашим темпом, — сказала мама. — Они догонят нас к обеду. Из преимуществ лишь то, что они на конях, а не на мулах — они устанут быстрее, и им на этой местности сложнее. Но это не повод надеяться.
Я смотрела, как первый ряд солдат поворачивает на тропу.
— Далеко мы от пещеры?