Принц темных молча достал платок, и так как продолжал придерживать меня за талию, а я продолжала удерживать кристалл пространственного перехода и мои руки были заняты, разместил его у моего лица и произнес:

— Если что, у меня еще один есть.

Внезапно поняла, что я искренне и всем сердцем люблю принца Мрака. Нет ну потрясающий же мужик, а я всегда о брате мечтала.

В этот момент кесарь, пошатывающийся над телами своих павших врагов, медленно повернул голову, с нескрываемым удивлением посмотрел на нас с Адрасом и хрипло вопросил:

— Нежная моя!

— Мой кесарь, — гадая, что случится прежде — у меня руки оторвутся или меня все же стошнит, — вы не явились к ужину.

— Что-то мне подсказывает, что у него был шанс не явиться даже к завтраку, — мрачно изрек Адрас. И пояснил для меня: — Это Эррадарас.

— Что? — тошнить перестало мгновенно. — Они что, покромсали мою империю?!

И тут кесарь расхохотался.

Этот громкий, с легкой ноткой иронии, нескрываемый смех жутко прозвучал над павшим городом и умершими, и как-то совершенно неуместно над дохлыми высшими. Но свои эмоции Араэден взял под контроль мгновенно, как, впрочем, и всегда, а затем, с заметным трудом, но быстро и решительно направился к нам, не глядя под ноги и безразлично шагая по трупам и осколкам чужой жизни. Он приостановился лишь раз, перед тем, как сделать шаг в портал, но войдя, отбросил оба окровавленных меча, и крепко прижал меня к себе с такой силой, что весь воздух вышибло как ударом, а кристалл уничтожился в моих ладонях, едва соприкоснулся с телом императора.

И через миг световой феерии, мы стояли все в той же трапезной во дворце императора, прямо в луже разлившегося из моего бокала вина — я, Адрас, нервно скомкавший платок, и все так же прижимающий меня к своей обнаженной груди кесарь. И застывшая в его крепких объятиях я, лишь слышала, как все медленнее и медленнее бьётся сердце пресветлого императора, судорожно вдыхая запах крови — своей, его, и наших врагов. И руки продолжали болеть так, словно кости в них расплавили, вывернули, и все еще продолжали ломать.

— Я же просил — никакой магии, — хрипло выдохнул, сжимая еще крепче кесарь.

— Да, но это было до того, как вы не явились к ужину, — от чего-то упрямо повторила я.

Отстранив меня, Араэден ухватил за подбородок, запрокинул мою голову, заставив посмотреть на себя и зло отчеканил:

— Адрас сказал правду — у меня был нехилый шанс не явиться и к завтраку, как, впрочем, и не явиться вообще. Но мое исчезновение и даже гибель — не повод причинять себе боль, используя магию. Я — запретил! А ты нарушила мой приказ!

На какой-то краткий миг, очень-очень краткий, мелькнула подлая мыслишка о том, что кесарь мог вообще не вернуться… Я отреагировала на нее ощущением мороза по коже и чувством дикой паники. Потому что кесарь меня еще устраивал, а вот Акъяр не говоря о его арахнидовом папеньке — нет! Причем категорически!

— Это была плохая шутка, — нервно заметила я.

Причем плохая настолько, что моя руна спокойствия дала сбой, но к счастью вновь начала исправно работать, правда ровно до того момента, как я осознала, что только что видела. И вот тогда спокойствие полетело к гоблинам, и я зло вопросила:

— Это какой из Великих Дворцов подвергся разрушению?!

Внезапно поняла, что кажется меня лично не стошнит, даже если я схожу и попинаю останки высших ногами.

— Не Великий Дворец, Катрин, это был Эррадарас — мир светлых, — произнес Адрас за моей спиной.

И добавил, совсем тихо:

— Ты открыла переход в один из миров Тримиана.

В следующий миг кесарь, давно и благополучно отшвырнувший свои мечи, извлек из воздуха, хотя чему я удивляюсь, нож, резанул рукав сразу трех моих платьев и застыл, вместе со мной глядя на запекшуюся под кожей кровь, искривленные кости, и в целом неприглядную картину.

— Самое время упасть в обморок, — глубокомысленно заметила я.

Тэхарс взял и последовал доброму совету.

Я осталась стоять, под медленно звереющим взглядом не менее звереющего кесаря, глядя как увеличивается площадь поражения от внутреннего кровотечения в моих руках. Повторно подумала, что сейчас вот точно самое время упасть в обморок…

— Неплохой способ уйти от разговора, — мрачно произнес кесарь.

Тьма.

* * *

Я пришла в себя от боли в левой руке. Медленно повернув голову, приоткрыла глаза, окинула сонным взглядом собственную конечность, возлежавшую в ледяной колодке на отдельной подушечке. Повернув голову вправо — обнаружила вторую руку, находящуюся в том же положении, хотя нет — ей было лучше, она не болела.

— Сейчас, нежная моя, — раздался тихий голос, и вышедший ко мне из тумана кесарь, сначала склонился, удерживая свое уже полностью лишенное шрамов и отметин тело на вытянутых руках, а затем стремительно наклонившийся и накрывший мои губы поцелуем.