К чёрту сегодня всё! Надо развеяться. Просто необходимо! Очень кстати обер-гофмаршал Нарышкин приглашал в свой загородный особняк – вот и славно, там всегда весело и необычно. Надо, надо прокатиться по Петергофской дороге, а у Нарышкина хорошенько душу отвести. Тем более недолго уже осталось Николаю Петровичу обретаться в столице: скоро он оставит Петербург, отправится в немыслимую даль – и кто знает, что ждёт в той дали и что будет потом?

К чёрту, к чёрту все дела! Продолжая разглядывать своё отражение, Резанов нащупал массивную золотую кисть, которой заканчивался витой шнур звонка, и резко дёрнул несколько раз. По дому тут же захлопала дверьми прислуга: все знали, что барин ждать не любит, а на расправу скор.

После утреннего туалета и неспешного завтрака Николаю Петровичу удалось пару часов вздремнуть. Удивительным образом после того, как он решил не ездить сегодня в должность, – дурные мысли вылетели из головы, на душе заметно полегчало, а сон пришёл глубокий, и видения не тревожили.

В середине дня посвежевший обер-прокурор долго принимал ванну и находился в благостном расположении духа, когда цирюльник занялся его бритьём и причёской, а дворецкий доложил о том, что прибыл Огонь-Догановский.

– Зови! – велел Николай Петрович и так нетерпеливо заёрзал в кресле, что цирюльник убрал руку с бритвой от греха подальше.

Резанов ждал появления Поляка – в разговорах с британцами и для себя он тоже использовал это прозвище. Несколько времени назад Василию Семёновичу было дано деликатное поручение, и как раз настала пора отчитываться.

Николай Петрович предвкушал захватывающий рассказ, ибо рассказчиком Поляк был знатным: он ухитрялся вполне достоверный сюжет окружить такими живописными и зачастую выдуманными подробностями, что даже самый заурядный случай превращался в захватывающее событие. А сегодняшнему случаю полагалось быть никак не заурядным, напротив – из ряда вон!

Тем более огорчительным стало появление Василия Семёновича. Бывший драгун, обычно щеголявший военной выправкой, вошёл с понурым видом, и Николай Петрович сразу понял: дело сорвалось.

– Ну, здравствуй, любезный! – грозным тоном произнёс обер-прокурор и снова напугал цирюльника ёрзаньем: теперь он усаживался так, чтобы казаться повыше, словно в Сенате. – Какие новости?

Огонь-Догановский скользнул взглядом по согбенной спине цирюльника, который заново намыливал щёки хозяина, и начал:

– Тут с князем Львовым, не доезжая Петербурга, неприятность вышла…

– Да что ты мямлишь? – хмуро процедил Николай Петрович. – Говори толком! Какая неприятность?

– Сергей Лаврентьевич ехал из Москвы, вёз француза Гарнерена, который на шаре воздушном полететь должен…

– Знаю! Дальше, дальше!

– Откуда ни возьмись, напали на них лихие людишки, четверо. Самые здоровые, каких только себе представить можно…

– И что? Перепало князю? А француз, небось, от страха в штаны наложил, так?

– Так, – Василий Семёнович вздохнул, – да не так. Сперва Гарнерен пытался поклажу спасти – вот и получил от души. Не слишком сильно, но чтобы навсегда запомнил. Князь выскочил, с ним тоже потолковали, и всё бы ничего… Только порубили разбойничков-то.

– Что ты городишь? – Николай Петрович нахмурился ещё больше. – Кто порубил? Старый хрыч отродясь без охраны ездит! Да у него на гайдуков и денег нет. Эти твои разбойнички что, дети малые?

– Разбойнички вовсе не мои, – шляхтич укоризненно показал глазами на цирюльника, – но злодеи знатные, клейма ставить негде. Только появился какой-то американец, виртуозный фехтовальщик, и в минуту положил троих. Главный чудом ушёл…

– Американец?! – почти крикнул обер-прокурор и вскочил. – Пшёл вон! – велел он цирюльнику, вырвал у него полотенце и резкими движениями стал стирать с лица мыльную пену. – Жди, после позову… А ты, любезный, расскажи-ка мне всё ещё раз с самого начала. Да побойся ерунду болтать, не зли меня лучше!

Оставшись наедине с обер-прокурором, Огонь-Догановский говорил уже без опаски.

Дело поручил ему Николай Петрович нехитрое: подкараулить князя Львова с Гарнереном, хорошенько припугнуть обоих, а воздушный шар изрезать и амуницию повредить. Старого генерала, понятно, на испуг не возьмёшь, но история должна получиться совершенно некрасивая. Соплеменники побитого француза увидят лишний раз, что их в России не жалуют, а полёт в любом случае сделается невозможным…

…и это главное: молодой горячий государь не станет ждать, пока починят шар – даже если окажется Гарнерен таким настырным. Отменит Александр Павлович высочайшее разрешение на полёт и велит деньги за билеты вернуть. А там уже близкое окружение подскажет, что наплёл ему князь Львов с три короба про героического воздухоплавателя да про путешествия по небу. Враки всё это, и с французами дело иметь ни к чему: далеко пока человеку до птицы, аппараты летательные несовершенны… Права была государева бабушка Екатерина, когда называла аэроманию бесплодной и ненужной!