— Я бы скорее умерла! — выдохнула я.

— Я так и понял, — горько усмехнувшись, сказал князь. — Не беспокойся, тебе ничего не грозило. Харольд не позволил бы и волоску упасть с твоей головы.

Он протянул мне руку. Маска отстраненности снова была на его лице.

— Позволь мне провести тебя обратно, — вежливо проговорил Владислав.

Взяла его под руку, и мы двинулись в обратный путь.

— Я показал тебе это место, чтобы ты могла приходить сюда, когда устанешь от снега.

Чуть позже я увидела князя в окно, когда он садился на своего вороного скакуна. Движения мужчины были полны силы и грации. Словно почувствовав мой взгляд, он задрал голову и безошибочно нашел меня глазами. Хотя удивляться нечему, если князь слышит мое сердце, то всегда знает, где я. Он поднял коня на дыбы, как бы салютуя мне, и ускакал.

Я сидела на кухне, наблюдая, как готовят ужин, когда ко мне подошел Харольд.

— Скучаешь без подруг? — понимающе спросил он.

— Не то слово! — Я посмотрела в его теплые глаза.

— Не жалеешь, что отпустила их?

— Нет, — вздохнула я. — Отец Лисы озлобился от горя после пропажи дочерей, жена умерла. Остались лишь сыновья. Родители Лады наверняка с ума сходят от ее потери. А они меня приютили, когда я пришла в селение, и были очень добры.

Ужинали мы в этот вечер без князя. После ужина, видя мое грустное настроение, Харольд предложил сыграть в шахматы. Я с удовольствием согласилась, так как с отъездом подруг заняться было нечем. Мы неспешно играли, и я решила задать вопрос, который мне не давал покоя:

— Харольд, а почему раньше никто из грогов не обращал на меня внимания, а теперь все вежливо и с почтением здороваются со мной?

После некоторого раздумья он ответил:

— Наш народ пришел в эти леса с желанием начать спокойную жизнь. Они были зелены, полны дичи, ягод. С россыпью чистейших, прозрачных озер. Мы сами наполовину дети природы, и нас радует буйство ее красок и запахов. Для нас настали счастливые времена. Но после того как люди отвернулись от Влада и его сердце начало ожесточаться, здесь наступила зима. Она хороша, когда за ней следует весна и земля просыпается после спячки. А так… год за годом… Для нас это угнетающе.

Он посмотрел на меня прямо, и что-то непередаваемое было в его глазах:

— Твое появление — последняя надежда нашего народа на избавление от вечной зимы.

Да уж… тяжело быть надеждой целого народа, когда даже не знаешь, что надо делать. Я встряхнулась.

— Харольд, извини за любопытство, это правда, что вас, грогов, создал чародей, смешав суть человека и дерева?

Он откинулся в кресле.

— Да, правда. Он создал нас с желанием завоевать весь мир, но дал нам слишком много сил и способностей. Мы не пожелали быть его игрушками, — он помолчал. — Прошло много времени, но до сих пор тяжело вспоминать, и это неподходящая история для нежных ушей девушки.

— Расскажи, пожалуйста, что можешь, — попросила его я.

— А ты настойчива! — усмехнулся Харольд.

Он подпер голову рукой, задумался и начал рассказ:

— Мы бежали в эти земли от таких ужасов, что говорить не хочется. Наш народ искал спокойной жизни, а нашел лишь войну. Мы явились с миром, а нас боялись и старались уничтожить. На нас нападали — мы защищались, а потом гнев вскипел, и мы сами пошли в наступление, — Грог тяжело вздохнул. — Я не знаю, чем бы это закончилось, если бы Владислав не остановил нас… На нас шли войсками, и мы всех сметали. А тут выезжает мальчишка, один! Он был бесстрашен и полон достоинства и предложил нам все то, о чем мы только мечтали. Только, глядя на нас, люди в ужасе бежали, а он был спокоен и говорил с уважением. Мы не могли не принять его предложение, понимая, что война — это путь в никуда и пора остановиться. В тот день Владислав спас много жизней. Только вот закончилось тем, что от него все отвернулись.

Харольд замолчал, а я переваривала его слова. Про шахматы мы забыли, увлекшись разговором.

— Почему Владислав все время ходил в обличье… — я не знала, как объяснить, и показала на его лицо, — а теперь не возвращает себе прежний вид?

Грог усмехнулся.

— Может, не хочет тебя пугать? — полушутя-полусерьезно ответил он.

— Меня больше напрягает его теперешний вид, — сказала я хмуро.

Харольд поднял брови от удивления:

— Разве ты раньше его не боялась?

— Нет, лишь его глаза страшили меня.

— А что не так с его глазами? У меня такие же, но ты ведь меня не боишься.

— О нет! — улыбнулась я грогу. — У вас они необычайно мудрые и добрые, а у него… холодные и колючие, как осколки льда. Это глаза существа, которое прожило долгие-долгие годы и не было счастливо.

Харольд молчал, серьезно смотря на меня.

— Ты многое видишь, девочка, — проговорил он задумчиво. — А что еще ты можешь сказать о Владиславе?

— Мне кажется, его мало что трогает и ничего не удивляет.