Олег целует меня в лоб, гладит по голове — и уходит, даже не закрыв за собой дверь.

Неделя за тридевять земель от столицы.

И моя мечта, которую Олег запросто, словно играючи, положил под подушку именно в это утро.

Если бы я была чуть-чуть храбрее, я бы срезала кожу с клеймом Кая, но и тогда сожаление не стало бы меньше.

Мне не нужны пять часов, чтобы собрать чемоданы: для себя и для Олега. Я постоянно в разъездах и знаю, какое количество вещей мне может понадобиться и для какого климата. Справляюсь меньше, чем за час: на автомате, почти не понимая, что делаю, потому что мысли далеко, в другом измерении, в той реальности, где остался вчерашний странный вечер с Каем. Сейчас кажется, что это было не со мной. Не могла я, взрослая замужняя женщина, позволить этому зарвавшемуся мальчишке так запросто стащить с меня джинсы, не могла ходить полуголой по его квартире и готовить ужин, словно это — именно то, что я хотела бы делать каждый день в десятом часу вечера.

Но это все-таки было, и на моем теле есть тому подтверждение.

И мне кажется, что рядом с ним я была более, чем обнаженной, пусть лишь в своих мыслях.

Чтобы не сойти с ума, звоню Еве и предлагаю встретиться и погулять в парке. Мне нужна хотя бы одна живая душа, которая скажет, что я совершаю большую ошибку, предостережет от поступка, которого боюсь, но которого хочу до отчаянной боли где-то в области сердца.

Мы с Евой любим гулять в сквере неподалеку от набережной. Осенью здесь потрясающе красиво и пройдет каких-нибудь пару месяцев, дорожки снова укроются золотом кленовых листьев. А пока… Пока мы встречаемся около знакомой беседки, и я почти сразу забираю малышку Хаби на руки. Торжественно вручаю игрушку из кокосового ореха и едва сдерживаю слезы, когда Хабиби обхватывает мою шею ладошками и звонко, с искренностью, доступной лишь детям, целует в щеку.

— Она на глазах растет, — улыбаюсь я, радуясь, что Хаби такая любвеобильная: кажется, готова обнять весь мир своими маленькими ручонками.

— И с каждым днем все больше похожа на папу, — с теплой улыбкой по уши влюбленной женщины соглашается Ева.

Мы гуляем по парку, пьем кофе из стаканчиков, и я сама не замечаю, как рассказываю своей единственной подруге обо всем: о том, как в тот вечер случайно столкнулась с Каем, и как он стал невольным катализатором моего откровенного разговора с Олегом. Выворачиваю душу, словно в бреду пересказывая их перепалку в кабинете, драку, когда я чуть с ума не сошла, думая, что Кай может умереть. И потом весь вчерашний вечер, который помню до таких мельчайших подробностей, что начинаю бояться саму себя.

— Он еще такой мальчишка, Ева. Просто совершенно без тормозов.

— Как будто это что-то плохое, — совсем не помогает мне подруга.

Я нервно смеюсь и беру за ручку Хабиби, позволяя увлечь себя в сторону клумбы, где она хочет перенюхать все цветы. Если правду говорят о том, что чем больше женщина любит мужчину, тем сильнее их ребенок будет на него похож, то на лице Хабиби написана вся любовь Евы к своему непростому восточному мужчине. И чем больше эта малышка деловито, но очень осторожно, чтобы не сломать, щупает цветы, продвигаясь по краю клумбы, тем сильнее я чувствую себя невообразимо… испорченной. Как пластиковая бутылка, из которой вылили все содержимое. Для кого-то, может быть, отсутствие детей — лишь данность, знак судьбы, с которым нужно смириться и наслаждаться жизнь в свое удовольствие, без пеленок, сосок и бессонных ночей. Но я хочу ребенка. Хочу перестать быть пустой тарой, хочу влюбиться так сильно, чтобы в каждой черточке личика своего малышка угадывать лицо Своего Мужчины.

— По-моему, тебе нужно притормозить, — говорит Ева, когда мы присаживаемся на скамейку возле крытой детской площадки с лабиринтом, в котором Хабиби деловито, но с опаской, ищет развлечение себе по душе.

— Кай — просто заблуждение, я и не собиралась…

— Я имела в виду не Кая, — перебивает Ева. — Пройди еще раз всех врачей, прежде чем соглашаться на суррогатную мать.

Поджимаю губы, сдерживая злой смешок. Уж Ева точно лучше всех знает, через что я прошла, прежде, чем поставила на себе крест. И что диагноз «бесплодие» мне поставил не рядовой врач из государственной клиники.

— Три года прошло, — говорит Ева, глядя на меня с немым предложением не пороть горячку. — Как минимум нужно попытаться еще раз.

— Олег не хотел детей, ты же знаешь. Не раньше, чем через пару лет после нашего брака. Если я сейчас вдруг попрошу притормозить, представь, что с ним будет.

Ева пожимает плечами.

— Тебя не смущает эта его резкая перемена? Вы не говорили о детях — и вдруг он сам отказывается от своего же решения?

Я хочу сказать, что в последнее время наши отношения немного натянутые, но подруге не нужны слова — она читает меня, как открытую книгу. И точно не собираюсь врать Еве, что меня и саму удивило решение Олега. Удивило и смутило. Хотя я должна бы чувствовать радость, ведь мечта прямо здесь — у меня под носом. Ребенок, семья, стабильность, определенность — вещи, цену которым знает любая женщина.

— Тебе нужен мужчина, который будет любить и оберегать, а не в одно лицо решать, когда и как должны осуществляться твои мечты.

— Олег тебе никогда не нравился, — улыбаюсь я.

— Я этого не говорила. Только, что тебе категорически не хватает Жизни с теми мужчинами, которых ты выбираешь.

В это слово Ева вкладывает свой особенный смысл. Что-то такое, чего у меня никогда и не было. Бурю, шторм, эмоции, от которых душа в клочья. Но она лучше меня знает, что я как огня боюсь всех этих стихий, боюсь, что жизнь не пощадит меня, если рискну встать на пути цунами, и просто размажет по рифам.

— Мужчина — это не всегда возраст и достаток, — продолжает мысль Ева, и мы обе прекрасно понимаем, куда она клонит. — А тот, кто младше — не всегда мальчик. И, знаешь, дорогая, видела бы ты, как у тебя глаза сверкают, когда ты о нем рассказываешь.

Мне незачем видеть, потому что я прекрасно это чувствую.

Но даже у сияния в глазах бывает срок годности.

Простой. Механический. Секс.

Так я называю обычный перепихон с красивой девочкой без комплексов. Это не для души и не для мозгов, это для члена. Экологически безопасное снотворное, чтобы вырубиться до утра и не думать обо всякой херне вроде того, в какой позе Даниэла легла под своего мужа и сколько раз дала ему себя трахнуть.