— Не оставляй меня… да… так хорошо, — шептала она сухими губами, прижимая его голову к своему плечу. — Боже, Андрей, никогда не оставляй меня.

Жаркой волной её поднимало всё выше и выше, тело дрожало от напряжения, скручивающего тугой спиралью каждую мышцу. В какое-то мгновение наслаждение стало непереносимым вовсе, и тогда волна схлынула, оставив её жалкой, дрожащей, совершенно опустошённой на смятых простынях.

Её сознание медленно возвращалось из бездны, в которую она падала только что. Слабой рукой Марья провела рядом с собой, коснувшись его тёплого нагого тела, тихо всхлипнула.

— Маша, Mon ange, — Андрей приподнялся на локте, — ты плачешь? Неужели обидел тебя чем-то?

— Нет-нет, — Марья затрясла головой. — То от счастья. Ежели ты оставишь меня, я умру, — выдохнула она, приникая к нему, положила голову на тяжело вздымающуюся грудь.

Андрей обхватил одной рукой её хрупкие плечи, прижался губами к влажному виску:

— Жизнь, честь, душу за тебя отдам, — тихо прошептал он. — Видит Бог, я слаб рядом с тобой. Ты — моя слабость, счастье моё и моё проклятье, — он вздохнул. — Знаю, что не должно так быть, но отказаться от тебя не в силах.

Ничего более она не желала столь сильно, как только остаться в этой маленькой комнате, в его объятьях, но неумолимое время бежало вперёд. С тяжёлым вздохом Марья соскользнула с постели, нисколько не стыдясь своей наготы, прошлась по комнате, с удовлетворением отметив, что Андрей не отрывает от неё жадного взора. Подобрав с пола тонкую сорочку, она неспешно натянула её через голову и присела на край кровати.

Ефимовский протянул к ней руку, поймал длинный волнистый локон и намотал его на кулак, удерживая её подле себя.

— Чтобы ни было дальше, как бы ни сложилось, мы уедем по окончанию года, как и собирались, — произнёс он, глядя в сторону.

— А как же Софья? Твоё обещание Николя? — Тихо спросила Марья, пытливо всматриваясь в его лицо.

Андрей дёрнулся, как от удара, выпустил её волосы и, повернувшись к ней спиной, молча принялся одеваться.

— Так что же? — Не отступилась Марья.

Ефимовский поднялся с постели, заправил рубаху в брюки и накинул на плечи сюртук. Синие глаза обдали Марью холодом.

— Отчего ты мне душу выматываешь? — Злобно бросил он и процедил сквозь зубы: — Да мне удавиться в пору, когда я думаю о том.

Уголки губ Марьи Филипповны опустились. Поднявшись, она принялась одеваться. Зачем спрашивала? Ведь знала, сколь тяжело ему принять подобное решение! Однако обида на его холодность и грубость оказалась сильнее доводов разума. Двигаясь порывисто и поспешно, она никак не могла попасть в рукав амазонки. Хмуро наблюдая её затруднения, Ефимовский, вздохнув, пришёл ей на помощь. Андрей застёгивал мелкие пуговки на коротком жакете, когда ему на руку упала горячая капля.

— Маша, — он приподнял двумя пальцами её подбородок, — чего ещё ты ждёшь от меня? Я оставил службу, готов пойти на клятвопреступление ради тебя. Что ещё я должен совершить, чтобы ты была довольна мною? Может быть, мне твоего мужа вызвать, когда он вернётся?

— Мне ничего от тебя не нужно, — холодно отозвалась Марья, отстранившись от его руки. — Коли моя любовь тебе в тягость, я никогда более не обеспокою тебя, — продолжила она, подобрав с пола чулки и затолкав их в рукав амазонки. — Мы не станем более видеться.

— Laissez ces balivernes. (Оставь эти глупости), — Андрей покачал головой. — Что будет, коли ты вновь понесёшь от меня? Ты думала о том?

— Нынче того не случится, — Марья смущённо опустила ресницы. — Не желаю становиться обузой для тебя. Не стану более тебе писать и искать встреч, — она остановилась на пороге. — Слышишь, Андрей?! Ты свободен в своём выборе! — Выкрикнула она и выскочила в маленькую гостиную, хлопнув дверью.

— Petit sot! (Дурочка!) — Выругался сквозь зубы Ефимовский, с трудом натянул сапоги и последовал за своей любовницей.

— Марья! Остановись, — окликнул он её, стоя на крыльце.

Марья придержала каурую и застыла на некоторое время, глядя ему в глаза.

— Но пошла! — Она взмахнула хлыстом, понукая лошадь.

В Полесье Марья вернулась уже после полудня. Спешившись на конюшне, она бросила конюху поводья взмыленной кобылы и, подобрав полы длинной юбки, зашагала к дому со стороны чёрного хода. Поднявшись в свои покои, Марья ничком рухнула на кровать и зашлась в рыданиях. Злые, горькие слёзы обожгли глаза. Не стоит пытаться удержать Андрея. Нельзя не видеть, как ему мучительна пошлая связь с ней. Ничего путного от их связи не выйдет.