О да. Марья Филипповна была именно такова. И не исключено именно это ему в ней и нравилось. Её эгоизм, нарочитость и притворство находили отклик в нём. Ведь им обоим были чужды манерная добродетель и пропитанная пафосом приторная добропорядочность. Быть может, оттого они и наслаждались возникшей между ними обоюдной игрой. Куташеву уже сложно было определить, где заканчивается эта игра, а где начинается жизнь. И парадокс… он почти наслаждался ею. Пауки должны держаться вместе, ибо так они увеличивают шансы на выживание других — жертвенных видов. Что это как не гуманность? Но все же он не готов был сделать mademoiselle Ракитиной предложение. Он не видел будущего с ней. Рано или поздно она ему наскучит. И что тогда? Как бы низко он ни пал, он пока ещё не находил ничего привлекательного в планомерном и неумолимом уничтожении личности… бессмысленная и безыдейная растрата потенциала.

За окнами библиотеки в вихре сумасшедшего снежного танца бесновалась метель, под порывами ветра чуть слышно дребезжали стёкла, а в комнате было покойно и тепло. Так и собственная жизнь представлялась Николаю ныне покойной и уютной, но он смутно ощущал, что вскоре грядут перемены, что закружат его подобно вьюге за окном.

Дотянувшись до колокольчика на столе, Куташев позвонил. Тотчас из-за двери появился лакей.

— Пойди, скажи, что я закладывать велел? — приказал Николай.

— Да куда же, барин, в такую метель? — робко возразил слуга.

— Здесь недалече будет, — усмехнулся князь, поднимаясь из-за стола.

"Нынче воскресенье, — подумалось ему. — Стало быть, и Сергей Филиппович должен быть дома. Отчего бы и не сегодня? К чему медлить с объяснением?"

Дорога до особняка на Фонтанке не заняла много времени. Уже спустя полчаса Николай выбрался из саней. Взвесив ещё раз все доводы "за" и "против", он решительно ступил на крыльцо и легко поднялся по ступеням. Не успел он дойти до дверей, как услужливый дворецкий Ракитиных поспешил растворить их перед ним.

— Скажи, любезный, Сергей Филиппович нынче дома будут? — осведомился князь, снимая роскошную бобровую шубу и передавая её прислуге.

— Дома барин будут, — тотчас отозвался слуга. — Прикажите доложить.

— Доложи, голубчик.

— За мной пожалуйте, — в приглашающем жесте взмахнул рукой дворецкий.

Слуга проводил Куташева в уютную гостиную, где ему довелось бывать уже не единожды. Ракитин не заставил себя долго ждать, не успел Николай расположиться в кресле, как двери открылись, и хозяин дома решительным шагом вошёл в комнату.

— Николай Васильевич, рад вас видеть. Чему обязан вашему визиту? — улыбнулся Сергей Филиппович.

Куташев отметил, что хоть и держался Ракитин приветливо, но глядел притом настороженно.

— Сергей Филиппович, не стану ходить вокруг да около, — пожал протянутую руку князь. — Меня к вам привело дело весьма деликатного свойства. Вероятно, вас тревожит тот факт, что я провожу с вашей сестрой довольно много времени.

— Не стану скрывать, — кивнул Ракитин. — Мари, безусловно, сама вправе решать с кем ей видеться, но вы ведь должны понимать, что, не имея определённых намерений, вам не стоит столь часто появляться с ней на людях.

— В таком случае, я желаю заверить вас, что у вас нет повода для беспокойства. В отношении очаровательной Марьи Филипповны мои намерения совершенно серьёзны. Боюсь я не готов сделать предложение сию минуту, но, признаться, мысль о том уже не раз посещала меня.

Ракитин вздохнул с видимым облегчением. Улыбка его сделалась шире.

— Может быть, вы хотели бы сказать о том Мари? Я велю позвать её

— Не надобно, — остановил его Куташев. — С Мари я, безусловно, объяснюсь, но несколько позднее. Мне лишь хотелось уверить вас в серьёзности своих помыслов. За сим позвольте откланяться.

— Ну, раз вы не желаете увидеться с Машей… — пожал плечами Сергей Филиппович. — Может быть, ей передать что-нибудь на словах? — поинтересовался он.

— Нет нужды, Сергей Филиппович. Я сам объяснюсь с вашей сестрой, когда придёт время, — улыбнулся Куташев.

"Слово — не воробей, — усмехнулся Куташев, спускаясь по ступеням особняка на Фонтанке, — вылетит — не поймаешь!" Вероятно, Марья Филипповна будет весьма довольна подобным исходом, а он сам? Ежели он сам всё решил, так откуда сие гнетущее чувство? Откуда эта тяжесть на душе, будто ярмо на шею повесил? Возможно, подобным образом себя ощущает всякий, кто решил порвать с холостяцкой вольницей, а может быть, все было бы совсем иначе, коли он был бы влюблён в неё без памяти?

Забравшись в сани, Николай задумался.

— Куда едем, барин? — осведомился возница.

— А поезжай, голубчик, в Екатерингоф, к цыганам. Душа просит, — грустно улыбнулся князь.

С утра Марье Филипповне нездоровилось. Милка, смочив в холодной воде с растворённым в ней уксусом полотенце, приложила его к бледному покрытому испариной лбу барышни.

— Марья Филипповна, вы бы написали Андрею Петровичу, — тихо обронила горничная, убирая таз с водой. — Князь-то уже седмицу глаз не кажет. Как бы худо всё не обернулось.