Точка с божьей коровки
вернуться

Винтерман Изяслав
Шрифт:

«Слышу, как взрываются бомбы в его голове…»

Слышу, как взрываются бомбы в его голове,как по трубочке время пенится, точно cola.Тошнокола со дна стакана, пей даже две —я не пью, в глазах твоих блеск блуждающего осколка.Свет дыханием сырости зачат в смертельные дни.Жизнь короткой и славной будет (эй, хватит булькать) —как узнать бы точнее по солнцу, по ветру ипо луне на струнах моста в колыбельной люльке,что еще приготовит время. Зимы пирог?Взбитый снег на сухом корже, снеговик с лопатой!Я хочу ощутить сквозь кожу, как ты продрог,и дрожать до конца с тобой под стеклянной ватой.А потом теплом защекочет небо, зашевелит.Разморозятся облака, поплывет картина.Я хочу ощутить сквозь кожу, как жизнь болит.И тепло на лице, будто солнечная урина.

«Снаружи идет война, я, конечно, годен…»

Снаружи идет война, я, конечно, годен.Здесь мои стол, кровать, в кровати жена.Значит, этот с ней рядом – я, а не меч господень.Снится покой. Внутри тишина.И берегу себя, но когда воюю,впадая в чужие «я», я – агент двойной,вспоминаю немецкую сторожевую,дворового дебила, гонявшегося за мной,полеты в космос, балеты, фронты, атаки,потоки страха, потом въевшуюся боль,хитрована с женой и сыном, бесстрашных даки,до победы бьющуюся голь.Потом всем достанется на орехи,на мыло, на водку от победителей войн.Снаружи идет война. Саперы, морпехи,крысы штабные, вести с передовой.

«Человек лежит, читает, никому не мешает…»

Человек лежит, читает, никому не мешает.Другой приходит: «Помоги снять сапоги, дорогая!Умаялся!» А потом языком смешаетводку с хлебом, боль с кипятком для чая.Человек смеется – аж слезы брызжут, —до надрыва смеется, усталость ему неизвестна.А другой в сомненье – не заработала б грыжу:«Лежи, дорогая, читай со смешного места».

«В голове больше нет ни слов, ни нот…»

В голове больше нет ни слов, ни нот.Чистое небо. Не отследишь полет.Нет остановок в небе на сон и суд.Слова только сделают хуже, когда придут.Без них было проще смотреть на летящий прах,на снег, расплывающийся в лучах;знать, что захочешь вернуться, а не к чему.И за полетом следишь по себе самому…

Exegi monumentum (I)

Я возвращаюсь к пра… Потомок мой,внучатый мой какой-нибудь племянник(совсем другой язык ему родной),но пленник духа и его посланникк корням вернуться, стадию корнейминуя и условной пуповины,почувствует меня (стихи, верней)и отзовется хоть на половину,на четверть боли (не ушла пока),восьмую счастья (боль не доконала).Века прошли в пустыне и века —среди полей, лесов, водоканалов.И колесо судьбы (моей судьбы),проехавшись по всем, завязнет в прахе.…Я возвращаюсь в рай. Грехи, мольбы —лишь напрокат одолженные страхи.

Exegi monumentum (II)

И сто процентов – буду я кому-нибудь любезенза то, что с гор, лесов, полей, морей и бездня к жалости и милости взывал.Срывался на слова, но продолжал быть эхом —по молочаю, по дорожкам, где лишь пехоми молча. Стоп, привал.Сползая тенью, тьмой цепляясь за кустарник,к забытым навсегда я поднесу фонарик:всех узнаю я здесь —и я один из них, кто эхом или тенью,и словом, и строкой, и всем стихотвореньемжив и не умер весь.

«Вода течет, набирая мужскую силу…»

Вода течет, набирая мужскую силу,по глиняным трубам, по насыпным валам.Входишь в бассейн харибду любить и сциллу —голые их тела плывут по волнам.Можно любить, желаний своих не пряча,грудь полновесную, полный тепла живот.Каждое утро жизнь начиналась с плачаи заплеталась струями слов и водпо мрамору пола и чистому небу лепному,где солнечный ветер метет лепестки.Душа погружается полностью, по-любому,в желание страсти на глубину тоски.

«Мне нравятся разгон и замедление строк…»

Мне нравятся разгон и замедление строк,нехватка звука, провал в глубину.Жужжал кукурузник, летел на войнус друзьями, с точкой росы – прыг-скокпо воздушным ямкам. По ямочкам твоих щек —скачет взгляд мой. Истончается голосок —спеть ему хочется, как без сожаленья с тобой порвать.Несильный удар, нисходящий шок.Бледный кто-то присел на мою кровать,разрушил ясность последних минут,на которые я рассчитывал, как на целую жизнь.Мир летит в те края, где меня не ждут…Я ни пасть, ни взлететь не могу – хоть вставай-ложись!Луна расплывчата – глаз-хризолит.Луч полоснет по сердцу. Торможение и разгон? —Ку-ку! Кукурузник летит, росою по самое горло залит.Нитью стальной разрезает его горизонт.

Глубокий желтый

(Цикл)

1

Осень – плацкарта в небесную глушь.Едешь, шумишь по заоблачной пылимежду холмами и окнами луж,вздутой листвы на невысохшем иле.Вверх устремляется рой мотыльков.Осень потерями или дараминас погребает на сотню веков,желтою глиной сползая на мрамор.Дважды обжегся сегодня с утра:тем, что пришел, и горящей тобою.Бледным на вид угольком из костра,вложенным в холм, наметенный листвою.