Иисус, услышав [то], сказал: эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий (Ин. 11: 4).

В каком смысле эта болезнь Лазаря должна принести славу Христу? Только ли потому, что благодаря будущей смерти Лазаря, за которой последует чудо его воскрешения, Господь приобретет большую известность и стяжает славу великого чудотворца среди жителей Иерусалима? Конечно же нет, отвечают нам святые отцы. Так святитель Андрей Критский подчеркивает, что Сын Божий приобретет через посредство смерти и воскресения Лазаря особую славу – «славу… Креста», ибо «слава Христова есть Крест». Кто же воздаст Господу эту славу? Его противники – иудейские старейшины. Именно они, иудеи, ставшие свидетелями этого чуда, «воздадут» Христу славу Его распятия: пригвоздят к Крестному Древу – из ненависти и из страха перед Его всемогуществом и известностью. При этом то, что будет им ложно казаться Его уничижением, позором, на самом деле окажется подлинным явлением предельной славы Господа: через Крест Он совершит дело нашего спасения, восторжествует над адом, воскреснет из мертвых.

Иисус же любил Марфу и сестру ее и Лазаря. Когда же услышал, что он болен, то пробыл два дня на том месте, где находился (Ин. 11: 5–6).

Зная, что Лазарь болен, что он при смерти, Господь медлит, давая смерти и тлению время полностью вступить в свои права. Он предвидит, что Лазарь вскоре умрет, и при этом ждет, чтобы настал его смертный час и чтобы им целиком овладело телесное разложение. Как говорит преподобный Ефрем Сирин, «Иисус медлил и дозволил тлению овладеть плотью, чтобы зловоние от мертвеца ясно свидетельствовало [затем] о [чуде] его воскресения». Согласны с ним и святитель Иоанн Златоуст и святитель Андрей Критский. Святитель Петр Хрисолог также настойчиво подчеркивает: «Когда же Господь услышал, что Лазарь болен, то пробыл два дня на том месте, где находился (Ин. 11: 6). Видите ли, как дает место смерти, как дает свободу гробу, как попускает явиться силе тления? Как ничего не отнимает у тления, ничего – у смерти? Как позволяет аду – да похитит, да влечет, да владеет? Как поступает так, чтобы погибла вся человеческая надежда и чтобы ее место заступило отчаяние? [Он поступил так,] потому что то дело, которое Он далее намеревался совершить, – Божественное, а не человеческое».

После этого сказал ученикам: пойдем опять в Иудею. Ученики сказали Ему: Равви! давно ли Иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда? (Ин. 11: 7–8)

Святитель Андрей Критский замечает, что эти слова учеников исполнены «малодушия, и в еще большей степени – неведения!» В учениках говорит их робость, слабость и нетвердая вера. Конечно, они страшатся не без причины, однако даже отдаленно не понимают подлинного значения того, ради чего Господь грядет на муку, которая Ему неизбежно грозит. А ведь, направляясь в Иерусалим, Господь не только готовится пойти на верную смерть, но и желает, приняв «страдания… совершить таинство спасения!»

Иисус отвечал: не двенадцать ли часов во дне? кто ходит днем, тот не спотыкается, потому что видит свет мира сего; а кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света с ним (Ин. 11: 9-10).

Как же изъясняют эти непростые для понимания слова Господа святые отцы?

Святитель Андрей Критский поясняет, что под этой притчей Господь подразумевает обстоятельства Своих грядущих страданий. День здесь – время благодати и истины, освещаемое сиянием немеркнущего Света, Который есть Сам Христос – по Его слову: Я свет пришел в мир (Ин. 12: 46), Я свет миру (Ин. 8: 12). Кроме того, под светом этого дня можно понимать и саму проповедь евангельской истины, а также возрождающую благодать таинства Крещения. И еще – христианскую благочестивую жизнь, которая светится отраженным светом Христова сияния по слову Евангелия: Так да светит свет ваш пред людьми (Мф. 5: 16). Ночь же здесь – это отсутствие благодати в век дохристианского ветхозаветного закона, когда еще не сияла Христова истина, когда у многих не было верного понимания смысла ожидаемого пришествия в мир Спасителя, Его подлинной роли в грядущей победе над грехом и смертью. Некоторые из иудеев, слепо принадлежа ветхозаветному закону и не желая принять Нового Завета, ложно истолковывают этот закон, неправо верят. Ошибочно понимая содержащиеся в ветхозаветном Писании пророчества о Спасителе, иудеи претыкаются, как бы спотыкаются о спрятанные, сокрытые в законе предуказания на Христа, ложно интерпретируют пророчества о Мессии.

Помимо этого, по убеждению все того же Андрея Критского, «под днем можно еще понимать и очевидность этого чуда [воскрешения Лазаря], которое подобно солнцу облистало омраченные сердца, и вдруг – всю Иудею…». Под мраком, по его мнению, можно понимать мрак неверия, духовной слепоты, что лежит на очах врагов Христа, предстоявших в момент совершения Господом чуда у гроба Лазаря. Они оказались свидетелями удивительного события воскрешения четверодневного мертвеца, однако не приняли Христа, но, напротив, еще более озлобились против Него, продолжая ходить во тьме (ср. Пс. 81: 5). Как иначе можно назвать такую вражду против Господа, если не ночью, мраком?

Святитель Иоанн Златоуст в своей 62-й гомилии на Евангелие от Иоанна так поясняет слова Господа: если даже ходящий при материальном свете дня находится в относительной безопасности, потому что ясно видит перед собой дорогу и избегает различных препятствий, то тем более находится в безопасности тот, чей духовный путь освещается Самим Господом, Который ведет его ко спасению.

Сказав это, говорит им потом: Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его (Ин. 11: 11).

Святитель Андрей Критский подчеркивает, что Господь произносит эти слова без малейшей доли тщеславия. Ведь Он – истинный Бог, чуждый всякого внешнего честолюбия и при этом – абсолютно всемогущий, поэтому для Него воскресить человека все равно что пробудить его от сна.

Ученики Его сказали: Господи! если уснул, то выздоровеет. Иисус говорил о смерти его, а они думали, что Он говорит о сне обыкновенном. Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер; и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали; но пойдем к нему (Ин. 11: 12–15).

Поначалу Господь говорит Своим ученикам о Лазаре намеренно неопределенно. Он использует слово «сон» вместо страшного «смерть». Теперь же Христос прямо и ясно свидетельствует о наступившей смерти друга. Тем самым для Господа наконец настает время отправиться в Иерусалим: и ради совершения величайшего чуда, и для Его прославления народом во время торжественного входа в Иерусалим, но более всего – ради Креста и Смерти.

Святые отцы вновь настойчиво подчеркивают: хотя Христос и говорит, что не находился подле Лазаря в момент его смерти, Он имеет в виду Свое отсутствие лишь по человечеству, а не по Божеству. Ведь по Божеству Господь вездесущ. В связи с этим святитель Петр Хрисолог говорит: «Братия, был там Христос как Бог, но не был там как человек. Был там Христос как Бог, когда Лазарь умирал, но к мертвому пришел уже как человек, когда и Сам пожелал идти на смерть». Согласен с ним и святитель Андрей Критский, отмечающий, что Господь «не был там» лишь «видимой» для людских глаз «частью [Своей] природы», но присутствовал «величеством славы Божественной».