Первую она сломала почти сразу, неудачно попав по коробку. Вторую пыталась зажечь трижды, но руки у нее тряслись как у завзятого пьяницы, так что и последняя спичка оказалась на полу в непригодном состоянии. Ингихильд саданула по подлокотнику кулаком и вдруг сообразила, что дверь так и не закрылась. Она резко обернулась.

На пороге за какими-то бесами все еще стоял Маэрлинг, весь из себя красивый и омытый вечерним солнцем, и смотрел на нее широко распахнутыми глазами.

"Проваливай отсюда со всеми своими пятью буквами!"

– Привидение увидели?
– зло спросила Ингрейна. Заявись к ней красавец на пару месяцев пораньше, может, вышел бы какой-то толк, а сейчас Маэрлинг был ей нужен еще меньше, чем исповедник. Как и всякий человек, не лишенный чувства собственного достоинства, она предпочитала страдать - а в данном случае подыхать - в одиночку.

Витольд нахмурился, а потом, как ни странно, вошел и прикрыл за собой дверь.

– Нет, привидения не увидел. Вам принести воды?
– вполне миролюбиво поинтересовался он.

– Не сомневаюсь, вам напели, что я завзятая кокаинистка. Расслабьтесь, вообще я эфиром дышу и, как вы понимаете, в штабе это делать затруднительно.

Маэрлинг, видимо, какое-то время решал, реагировать ему на агрессивный тон или не стоит, потом пожал плечами:

– Да мне, в общем-то, все равно, где и что вы принимаете. Вам точно не принести воды?

Ингихильд поняла, что крыть ей нечем. Чужая вежливость в таких ситуациях действовала на нее прямо-таки обезоруживающе. От пятнадцати лет и до сегодняшнего светлого дня - ни на йоту не поумнела.

– Нет. Но я не откажусь от спичек или зажигалки, если у вас найдется.

Маэрлинг с некоторой опаской пересек пять метров, разделяющие их, и протянул Ингихильд зажигалку. Разумеется, тоже золотую, с монограммой и инициалами, куда там. Нордэна несколько раз безрезультатно крутанула колесико. Мало того, что у нее тряслись руки, так под чужим взглядом они и вовсе вели себя как не ее. Витольд без лишних слов поджег ей сигарету сам, а потом задумчиво посмотрел на Ингрейну.

– "В.В.Г.Ф." Это у вас родители не могли договориться или просто много дедушек любимых?
– буркнула она раньше, чем Витольд задал бы какой-то менее безопасный вопрос. Судя по лицу - собирался задать.

– Дедушек и дядюшек. Витольд Вигнанд Годард Фридрих, если это был ваш вопрос.
– Паршивец, представляясь, поклонился, словно находился в бальной зале и впервые рекомендовался августейшей особе.

– Тяжело в гимназии приходилось?

– Ужасно. Мои товарищи успевали списать половину задания, пока я только заканчивал оформлять титульный лист. В этом смысле ваши северные патронимы гораздо изящнее.

– Ага. И никогда не знаешь, кто кому родственник и не закончится ли свиданка инцестом, - фыркнула Ингихильд.
– Так себе национальная лотерея.

– Неужели нет специальных книг?

– Есть. Пять сотен страниц. Без картинок. Вы бы пошли с такой книгой в руках в питейное заведение?

– Только если бы хотел начать драку.

– Что-то северное в вашем мышлении, пожалуй, есть. Идите домой, Витольд, Вигнанд, Годард и Фридрих. Насколько я помню, дежурство не ваше, и уже поздно.

Маэрлинг, конечно, был не из тех, кто легко сдается:

– Если я спрошу у вас, случилось ли что-то, то, надо полагать, услышу массу оскорблений?

– Из уважения к вашей любезности, услышите, что не ваше дело.

Ингрейна, наконец, затянулась. Мир стал чуть менее отвратительным.

– И вы, конечно, не нуждаетесь в помощи?

– Конечно.

– Это ожидаемо. Двадцать шесть лет хожу по земле и не видел еще ни одного нордэна или нордэны, которые бы в ней нуждались, - широко улыбнулся Витольд.

Все-таки этот человек обладал каким-то непобедимым обаянием. Ингрейна невольно усмехнулась в ответ.

– В точку.

– Могу я полюбопытствовать, почему так? Честно сказать, этот вопрос не дает мне покоя, - Маэрлинг оперся о подоконник, искоса поглядывая на Ингихильд. Не будь она в курсе некоторых ярких деталей его биографии, нордэна решила бы, что видит перед собой доброго Заступника. У этого, правда, помимо совершенно золотых в солнечном свете волос, имелась военная форма и десяток любовниц, да и взгляд был скорее заинтересованным, чем сострадательным. Последнее ее необыкновенно утешало - Ингрейна с юности не выносила сочувствующих доброхотов.