Рэй Брэдбери
Рассказ о любви
То была неделя, когда Энн Тейлор приехала преподавать в летней школе в Гринтауне. Ей тогда исполнилось двадцать четыре, а Бобу Сполдингу не было еще четырнадцати.
Энн Тейлор запомнилась всем и каждому, ведь она была та самая учительница, которой все ученики старались принести прекраснейший апельсин или розовые цветы и для которой они спешили свернуть зеленые и желтые шуршащие карты мира еще прежде, чем она успевала их попросить. Она была та девушка, что, казалось, всегда проходила по старому городу в зеленой тени, под сводами дубов и вязов, шла, а по лицу ее скользили радужные тени, и скоро она уже притягивала к себе все взгляды. Она была точно воплощение лета - дивные персики - среди снежной зимы, точно прохладное молоко к кукурузным хлопьям ранней ранью в июньский зной. Если хотели кого-то поставить в пример, на ум сразу приходила Энн Тейлор. И редкие погожие дни, когда в природе все находится в равновесии, точно кленовый лист, поддерживаемый легкими дуновениями благодатного ветерка, считанные эти дни походили на Энн Тейлор и ее именем и должны бы называться в календаре.
А что до Боба Сполдинга, он сродни тем мальчишкам, кто октябрьскими вечерами одиноко бродит по городу, и за ним устремляются облетевшие листья, точно стая мышей в канун Дня всех святых, а еще его можно увидеть по весне на Лисьей речке, когда он неторопливо плывет в знобких водах, точно большая белая рыбина, а к осени лицо у него подрумянивается и блестит, точно каштан. Или можно услыхать его голос в верхушке деревьев, где гуляет ветер; и вот он уже спускается с ветки на ветку и одиноко сидит, глядя на мир, а потом его можно увидеть на полянке - долгими послеполуденными часами он сидит одиноко и читает, и только муравьи ползают по книжкам, или на крылечке у бабушки играет сам с собой в шахматы, или подбирает одному ему ведомую мелодию на черном фортепьяно у окна. С другими ребятами его не увидишь.
В то первое утро мисс Энн Тейлор вошла в класс через боковую дверь, и, пока писала славным круглым почерком свое имя на доске, никто из ребят не шелохнулся.
– Меня зовут Энн Тейлор, - негромко сказала она.
– Я ваша новая учительница.
Казалось, комнату вдруг залило светом, словно подняли крышу, и в деревьях зазвенели птичьи голоса. Боб Спеллинг держал в руке только что приготовленный шарик из жеваной бумаги. Но, послушав полчаса мисс Тейлор, тихонько разжал кулак, уронил шарик на пол.
В тот день после уроков он принес ведро с водой и тряпку и принялся мыть доски.
– Ты что это?
– обернулась к нему мисс Тейлор, она сидела за столом и проверяла тетради.
– Доски какие-то грязные, - ответил Боб, продолжая свое дело.
– Да, знаю. А тебе правда хочется их вымыть?
– Наверно, надо было попросить разрешения, - сказал он и смущенно приостановился.
– Сделаем вид, что ты попросил, - сказала она с улыбкой, и, увидав эту улыбку, он молниеносно разделался с досками и так неистово принялся вытряхивать из окна тряпки, что казалось, на улице пошел снег.
– Да, мэм.
– Что ж, Боб, спасибо.
– Можно, я их буду мыть каждый день?
– спросил он.
– А может быть, пускай и другие попробуют?
– Я хочу сам, - сказал он, - каждый день.
– Ладно, несколько дней помоешь, а там посмотрим, - сказала она.
Он все не уходил.
– По-моему, тебе пора домой, - наконец сказала она.
– До свидания.
– Он нехотя пошел из класса и скрылся за дверью.
На другое утро он очутился у дома, где она снимала квартиру с пансионом, как раз когда она вышла, чтобы идти в школу.
– А вот и я, - сказал он.
– Представь, я не удивлена, - сказала она.
Они пошли вместе.
– Можно, я понесу ваши книги?
– попросил он.
– Что ж, Боб, спасибо.
– Пустяки, - сказал он и взял книги.
Так они шли несколько минут, и Боб всю дорогу молчал. Она бросила на него взгляд чуть сверху вниз, увидела, как он идет - раскованно, радостно, и решила, пусть сам заговорит первый, но он так и не заговорил. Они дошли до школьного двора, и он отдал ей книги.
– Пожалуй, лучше я теперь пойду один, - сказал он.
– А то ребята еще не поймут.
– Кажется, я тоже не понимаю, Боб, - сказала мисс Тейлор.
– Ну как же, мы - друзья, - серьезно, с обычным своим прямодушием сказал Боб.
– Боб...
– начала было она.
– Да, мэм?
– Нет, ничего.
– И она пошла прочь.
– Я - в класс, - сказал Боб.
И он пошел в класс, и следующие две недели оставался каждый вечер после уроков, ни слова не говорил, молча мыл доски, и вытряхивал тряпки, и свертывал карты, а она меж тем проверяла тетради, тишина стояла в классе, время - четыре, тишина того часа, когда солнце медленно склоняется к закату, и тряпки шлепаются одна о другую мягко, точно ступает кошка, и вода капает с губки, которой протирают доски, и шуршат переворачиваемые страницы, и поскрипывает перо, да порой жужжит муха, в бессильном гневе ударяясь о высоченное прозрачное оконное стекло. Иной раз тишина стоит чуть не до пяти, и мисс Тейлор вдруг замечает, что Боб Сполдинг застыл на задней скамье, смотрит на нее и ждет дальнейших распоряжений.
– Что ж, пора домой, - скажет мисс Тейлор, вставая из-за стола.
– Да, мэм.
И кинется за ее шляпой и пальто. И запрет вместо нее класс, если только попозже в этот день не должен прийти сторож. Потом они выйдут из школы и пересекут двор, уже пустой в этот час, и сторож не спеша складывает стремянку, и солнце прячется за магнолиями. О чем только они не разговаривали.
– Кем же ты хочешь стать, Боб, когда вырастешь?
– Писателем, - ответил он.
– Ну, это высокая цель, это требует немалого труда.