Амалия не могла слышать, что говорит её жених, но, судя по блеску глаз его собеседницы, разговор доставлял ей удовольствие. Вот он произнес несколько слов, озорно сверкнув глазами, и она рассмеялась, томно откидывая голову, чтобы присутствующие могли оценить совершенную линию шеи. Девушка нахмурилась и вновь посмотрела на Рудольфа.

Раньше, слишком подавленная своими собственными переживаниями, она видела перед собой усталого озлобленного человека. Теперь, когда все уже прошло, она вдруг с удивлением заметила, что император был весьма привлекателен.

Возможно, он не обладал той абсолютной красотой, которой так славился его покойный кузен Леопольд, но сейчас, когда магия исцеления сгладила заострившиеся черты лица и убрала усталую озлобленность, он был весьма интересен. От него исходила какая— то властная уверенность, в бирюзовых глазах притаились смешинки, а губы уже не сжимались так плотно, в одну линию.

Теперь Амалия склонна была верить словам баронессы Фриш, что Рудольф пользовался успехом у женщин. Да и она сама недавно чуть не поддалась его властному притяжению. Амалия невольно вспомнила несостоявшийся поцелуй и слегка покраснела.

Внезапно император поднял голову, встретился взглядом с глазами своей невесты и приветливо улыбнулся. Она приподняла брови, с явной насмешкой смотря на его соседку. Бирюзовые глаза озорно сверкнули. Император поднял бокал и что-то негромко сказал, гости подхватили:

— За здоровье невесты императора!

Пришлось снова пригубить шампанское, а это был уже второй бокал. Не привыкшая к алкоголю, девушка чувствовала, что голова начинает кружиться. Голоса приглашенных теперь звучали громче, сливаясь в монотонный гул. Она чуть не пропустила момент, когда надо было встать из-за стола, оставив мужчин наедине с портвейном и сигарами. Впрочем, привыкшая принимать гостей с тех самых пор, когда ей было позволено надеть первое длинное платье и сесть за стол со взрослыми, Амалия спохватилась вовремя, и её оплошность никто не заметил.

Она поднялась как раз в тот момент, когда слуги, убрав тарелки из мейсенского фарфора, на которых был изображен герб Империи, ставили на стол бутылки с портвейном.

В окружении женщин, девушка прошла в бальный зал, стараниями слуг превращенный в гостиную. Удобно расположенные диваны так и манили присесть, на столиках были расставлены чайные приборы и возвышались горки пирожных.

Понимая, что все ждут ее сигнала, Амалия первая присела на диван, скрывая смущение, расправила шаль, приказала слугам разливать чай и внимательно посмотрела на дам, старавшихся занять место как можно ближе к ней.

— Прекрасная сегодня погода, не правда ли? — одна из женщин решила нарушить молчание. Невеста императора кинула на нее пристальный взгляд. Пожилая матрона, затянутая в винно-красное платье, на шее — колье с огромными рубинами, высокая прическа украшена графской короной, морщины запудрены, отчего ее лицо казалось маской.

— Наверное, — Амалия постаралась быть вежливой, — Признаться, у меня сегодня было много дел, и я не успела прогуляться.

— Судя по вашей коже, вы любите прогулки, — заметила Лилиана. Ее голос был очень мелодичным, наверняка он нравился Рудольфу.

— Скорее, это наследие Великой Империи, вы же знаете, что во мне течет кровь императора Александра, — дружелюбно улыбнулась Амалия. Напоминание о древних фамилиях заставило женщину обиженно поджать губы, а ее соседок многозначительно переглянуться. Все уже и забыли, что эрцгерцог Норрик вел свой род от дочери великого императора Александра, рожденной от его младшей жены, афинянки Таис. Об этом свидетельствовали смуглая кожа, а также темные волосы и серые глаза, бывшие у всех представителей рода. Дом Лауфенбургов вел свой род от старшей жены Великого императора.

Оба рода обладали значительным магическим потенциалом и заносчивым характером, достаточно успешно сглаживаемым воспитанием.

— Но я действительно люблю прогулки, особенно верхом, — продолжила девушка, пытаясь поддержать беседу с дамой в рубинах.

— Вы хорошая наездница? — оживилась одна из женщин, очень худая, с лицом, напоминающим лошадиную морду.

— Наверное, — улыбнулась Амалия, — Во всяком случае, за последние два года я удостоилась всего двух критических замечаний от эрцгерцога! Уверяю вас, это многого стоит! Моего брата отец критиковал целых семь раз за месяц!

— О, эрцгерцог прекрасно разбирается в лошадях! — продолжала дама.

— Да, мы в семье всегда смеемся, что у него единственная любовь — лошади.

— У вас это — фамильная черта?

— Все мои братья и сестры хорошо сидят в седле.

— И только ваша младшая сестра не разделяет вашей страсти, — слащаво протянула Лилиана, небрежно обмахиваясь веером, на гарды которого были усыпаны бриллиантами и сапфирами. Судя по тому, как она старательно демонстрировала невесте императора именно свой веер, это был подарок Рудольфа. Амалия с какой— то усмешкой подумала, что щедрость её жениха к любовнице следует записать скорее в достоинства, чем в недостатки. Во всяком случае, она сделала вид, что ничего не замечает.