— Что это?

Фриш подошел к нему.

— По всей видимости, ножницы, которыми испортили платье твоей невесты, — сообщил он, внимательно рассматривая золотую безделушку, после чего протянул ее Амалии, — Вот, возьмите!

— Зачем? — улыбка исчезла с ее лица, девушка отшатнулась, неприязненно смотря на тонкие лезвия.

— Будем считать это компенсацией. Они действительно золотые.

— Лучше пожертвуйте это золото какому-нибудь приюту… — она осеклась. В дверь опять постучали, затем Чезаре Игалло возник на пороге. На этот раз он был одет в парадный черно— желтый камзол с золотой и серебряной вышивкой, длинные волосы стянуты на затылке лентой.

— Моя дорогая контесса… — обер-гофмейстер осекся, заметив мужчин, затем всплеснул руками, — Ваше Императорское Величество! Мы же искать вас по всему дворцу! Гости ждут!!! Это террибле, недопустимо!!!

— Подождут, — Рудольф тяжело поднялся, снова поморщился, и протянул руку, — Эдмунд…

Адъютант вынул из кармана небольшую коробочку и передал императору, тот открыл и протянул ее Амалии:

— Это вам.

— Что это? — женское любопытство взяло верх над осторожностью. Она невольно подошла и заглянула внутрь, где на темном бархате блестела диадема: тонкие веточки из белого золота, усыпанные бриллиантами, переплетались в причудливый узор с колосьями, украшенными жемчужинами.

— Как красиво, — не сдержавшись, Амалия провела пальцами по тонким листьям. Император улыбнулся, заметив сдержанное восхищение в ее глазах.

— Мой отец подарил это украшение моей матери в день ее помолвки. Мама считала, что колосья приносят счастье в семейной жизни… — он говорил тихо, так, чтобы никто, кроме них двоих, не услышал, — Думаю, ей бы очень понравилось, если бы вы надели диадему сегодня.

— Спасибо, — девушка осеклась, даже не зная, что еще сказать. Внезапно все: и резкие разговоры, и пьяная выходка Рудольфа показались ей незначительными. Этим подарком, драгоценностями своего рода, а не императора, он давал понять, что с полной серьёзностью относится к тому, что произойдет между ними. Возможно, и ей стоило попытаться…

Амалия слегка наклонила голову, и император осторожно, чтобы не смять ее локоны водрузил диадему. От него все еще пахло коньяком, и девушка вздрогнула, вспомнив вчерашнюю встречу в тронном зале и то, как близко от ее губ были его губы.

— Надеюсь, что мой подарок пришелся вам по душе, — грустно улыбнулся император.

— Он прекрасен!

— Тогда хотя бы улыбнитесь… — Рудольф вздохнул и, заметив, что обер-гофмейстер все еще стоит у дверей, недовольно переминаясь с ноги на ногу, продолжил уже достаточно громко, — К сожалению, нам пора, не то гости действительно будут недовольны.

Он положил футляр на стол и обреченно пошел к выходу. Барон, поклонившись Амалии, последовал за ним. Игалло выглянув и убедившись, что оба мужчины направились к парадным покоям и вновь обратился к девушке:

— Ваши фрейлины… где они?

— Их нет.

— Как? — обер-гофмейстер схватился за сердце, — Вы понимайте, что это — позор!

— Позором было бы идти в их сопровождении, — девушка тоже направилась к дверям, — Ступайте, вы абсолютно правы, не вежливо заставлять гостей ждать.

Игалло всплеснул руками, но времени на споры уже не было, и обер-гофмейстер стремительно удалился.

Оставшись одна, Амалия прошлась по комнате, взглянула на себя в зеркало, диадема приятной тяжестью давила на голову. Возможно, к ней стоило надеть какие— то украшения, но у нее не было ничего подходящего. Поколебавшись, Амалия все— таки приказала Герде принести нитку жемчуга, быстро надела ее на шею и поспешила к тронному залу.

Совершенно одна она прошла по дворцу, не обращая внимания на переглядывание ошеломленных ее появлением слуг, и остановилась около дверей, ведущих в тронный зал. Сейчас перед ними дежурили лакеи в парадных ливреях. Одна из створок была слегка приоткрыта, чтобы было слышно, что твориться внутри. Распорядитель как раз объявлял все титулы императора.

Не удержавшись, Амалия слегка вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что творится в зале, но тут же сердито одернула себя: еще не хватало показывать свое любопытство перед слугами.

Шуршание платьев, тишина, затем гулкие звуки шагов под сводами — император вошел в зал, поднялся по ступеням и остался стоять, ожидая невесту.

— Контесса Амалия цу Норрик…

Она не стала слушать свои титулы, которые и так знала наизусть, лишь поправила перчатку. От собственной дерзости и волнения руки подрагивали. Двери распахнулись, и она вошла в зал. Одна. Под осуждающими, а иногда и насмешливыми взглядами девушка в полном молчании направилась к трону, где её ожидал император.

Она прошла уже половину зала, когда услышала за своей спиной громкий шепот:

— Неслыханное бесстыдство! И это — новая императрица?

Амалия вздрогнула и на секунду остановилась. Женщина, явно желающая её унизить, говорила слишком громко, и её прекрасно было слышно в абсолютной тишине зала. Девушка стиснула зубы и выпрямилась, посмотрела вперед и остолбенела. В нарушение всех традиций по красной ковровой дорожке к ней шел Рудольф. Не зная, что делать, она беспомощно осталась стоять и смотреть, как он подходит к ней почти вплотную, в гулкой тишине зала слышались звуки его шагов.