Внутри было светло и ужасно шумно. В воздухе клубился густой табачный дым, пахло сальными свечами, выпивкой и потом. Кестрель решительно нырнула в толпу.

— Ты что, знаешь, куда идти? — прошептал ей на ухо Арин, идя следом.

Кестрель не обратила внимания на его слова. Возле стойки дышать стало легче, но вдруг она увидела несколько подвыпивших придворных, которые громко разговаривали. Кестрель знала одного из них. Это был высокопоставленный сенатор, который сидел рядом с императором на утреннем приеме в Зимнем саду. Кестрель опустила голову, испугавшись, что ее узнают.

Но было слишком поздно. Взгляд чиновника уже упал на нее… и скользнул дальше. Он не увидел Кестрель — точнее, не увидел ничего, что заслуживало внимания. Один из его товарищей засмеялся над шуткой, и сенатор повернулся к ним. Компания потребовала налить им еще. В сторону Кестрель никто не посмотрел.

— Почему ты остановилась? — пробормотал Арин.

Сердце гулко стучало в груди. Кестрель так резко повернулась к Арину, что толкнула его. Он поймал ее за плечо.

— Я ухожу, — решила она.

— Но ты обещала. Всего одна партия.

— Не здесь. Не сейчас.

Пальцы Арина сжались.

— Значит, ты сдаешься. Я победил.

От его прикосновения сердце забилось еще быстрее. Пульс отдавался в ушах. Снова этот выбор между искушением и… чем-то еще. В то же время что-то внутри натянулось, окаменело, требуя согласиться и обвиняя в трусости. У искушения появился союзник.

— Я никогда не сдаюсь, — ответила Кестрель.

Арин улыбнулся. Они пробрались в угол, где стояло несколько столиков — увы, занятых. Кестрель подошла к самому дальнему, за которым сидели двое валорианских купцов.

— Уступите нам место, — велела она, бросив на стол украденный кошелек начальника порта. Торговцы посмотрели на деньги, потом на Кестрель и решили, что вполне готовы продолжить пить стоя. Они забрали кошелек и ушли.

— Примитивно, но действенно, — похвалил Арин.

Кестрель уселась за стол спиной к придворным. Арин по-прежнему стоял. Она думала, что он снова ищет повод ее поддразнить. Странное, недоброе веселье, охватившее его на улице, все еще поблескивало в глазах. Но он выглядел усталым, словно бегун после пробежки. Мысли, заставившие его рассмеяться, как будто исчезли… Или, по крайней мере, отступили.

Кестрель вгляделась в это лицо, которое с каждой секундой становилось ей все милее. Разве можно полюбить кого-то еще сильнее за увечья? Почему, увидев страдания Арина, Кестрель почувствовала, как ее сердце открылось навстречу ему? Что с ней случилось? Отчего так хочется прикоснуться к его шраму? Почему он кажется ей красивым? Это же неправильно!

Арин уже не смотрел на нее, его внимание привлекло что-то другое. Кестрель проследила за его взглядом и увидела рыжеволосую женщину за столиком неподалеку, которая как-то недовольно поглядывала в их сторону. Лицо Арина оставалось безразличным, но что-то неуловимо изменилось. Сердце Кестрель сжалось.

Когда он вновь посмотрел на Кестрель, она с большим интересом разглядывала неровную поверхность стола.

— Я найду костяшки, — сказал Арин. — И вино. Ты будешь?

Кестрель следовало отказаться. Она знала, что нельзя терять голову, нельзя проигрывать. Но внезапно она почувствовала себя такой несчастной. Встреча с Арином взволновала ее, поэтому Кестрель согласилась. Он помедлил, как будто хотел отговорить ее от необдуманного поступка, но потом встал из-за стола. Мгновение — и Арин исчез в толпе. Кестрель не видела, куда он пошел.

Арин не хотел надолго оставлять ее одну. Он боялся, что Кестрель успеет привлечь чье-нибудь внимание — это у нее в крови. Но, когда он вернулся с вином и костяшками, Кестрель по-прежнему сидела одна, почти не двигаясь. Ее окружала странная тишина — островок неестественного спокойствия в шумной таверне.

Кестрель не сразу заметила его. Арин увидел на ее лице печаль и вдруг понял, почему сразу обратил на нее внимание тогда, на берегу канала, даже не зная, что это дочь генерала: ему показалось, что у них есть что-то общее. Казалось, незнакомка, как и Арин, потеряла что-то очень важное.

Он представил, как проиграет эту партию в «Зуб и жало», упустит свой шанс узнать ответы на все вопросы. Представил, как скажет: «Чего ты хочешь?» А Кестрель ответит: «Уезжай». И добавит: «Забери меня с собой».

Кестрель подняла голову. Заглянув в ее глаза — светло-карие, почти золотые, — Арин понял: какой же он глупец! Пора остановиться. Мечты причиняют лишь боль, такие мысли только мешают. Зачем он об этом думает? Теперь Арин сам устыдился того, что насочинял по дороге — будто бы Кестрель и есть Мотылек. Он велел себе выкинуть эти глупости из головы и больше о них не вспоминать. Что толку в фантазиях, когда они рассекают душу на две части, напоминающие две половины его лица. Одна цела и невредима, другая кричит от боли.