— Привет Йоран. Я к тебе с ответным плачем — подставляй жилетку. У нас примерно то же самое, только хуже. Вы бьетесь с конкретной задачей, наверняка имеющей решение. А мы сражаемся с какой-то неопределенной вязкой и липкой субстанцией. Нам нужны полигоны в тысячи квадратных километров. Частных земель такого размера не существует. В Европе, где к нам неплохо относятся, таких земель нет вообще. Вся надежда на государственные земли на других континентах. И вот здесь начинается…

Уже несколько раз срывались предварительные договоренности об аренде земли. Сначала с тебя запрашивают втридорога. Наконец договариваешься о цене на умеренно-завышенных условиях. Но потом, когда уже все согласовано, чиновники начинают отводить глаза в стол и бормотать что-то про сложную внутриполитическую обстановку. Оказывается, население против. Хорошо, говорим, давайте мы все объясним вашему населению, выступим, расскажем, откроем просветительскую миссию. И тут глаза у чиновников начинают бегать еще быстрей, эти предложения их пугают еще больше. А без полигонов у нас все стоит — не можем отрабатывать посадку модулей, не можем развернуть имитационную среду. Может, они просто хотят на лапу? Представляешь, чем мне приходится заниматься! Теперь по поводу тоски по Земле. У меня есть лекарство от нее, оно сейчас закачивается на твой марсианский почтовый ящик. Это четырехчасовая подборка праймтаймовых передач глобального телеканала WWV с аудиторией около трех миллиардов. Ты должен просмотреть все это в один присест. Тебя будет тошнить от новостей — терпи. Смотри ток-шоу — там такие персонажи! И они несут такое!.. В том числе и про Ковчег. Не пытайся запустить в экран ботинком — смотри и терпи. Потом ты должен выдержать порцию натужного юмора со звонким гоготом статистов за кадром. Там две серии разных сериалов — сопли и мочиловка. Ты должен стиснуть зубы и просмотреть обе от начала до конца, помня, что все это по доброй воле и с удовольствием смотрят миллиарды. После этого, гарантирую, ты будешь навсегда избавлен от рецидивов ностальгии по Земле. А сейчас обязательно встряхнись. Побегай, поплавай, прокатись. Напейся на худой конец. Или лучше прожарься в сауне, изваляйся в снегу — у вас ведь там где-то есть снег в катакомбах. Мне иногда помогает, правда, не сейчас. Но чем черт не шутит!

Вид у Алекса был не лучше, чем у Йорана, но к концу сообщения он разошелся, начал интенсивно жестикулировать, похоже, ему стало чуть легче, когда выговорился.

Пожалуй, Алекс прав, надо хоть чуть-чуть развеяться. Бегать по кругу надоело, хоть круг и длинный. Он про снег вспомнил, это идея! Может сесть на велик и поехать в приполярный сектор? Там сейчас зима. И недавно еще десять гектаров лесотундры ввели в эксплуатацию — с натуральными скалами, кривыми березами, невысокими соснами. На лыжах пробежаться… Нет, лучше на собаках прокатиться — у Тома теперь четыре упряжки — замечательные веселые собаки… Так-так, собаки, собаки… Веселые пушистые собаки…

Костер и космос

Большая река загадочным образом действует на человека — как рукой снимает любые стрессы и депрессии, достаточно просто сидеть на берегу, смотреть и вдыхать речной воздух. Это в полной мере ощутили Алекс, Роланд, Джин и здоровенный пес по имени Джек уже на третий день после бегства из цивилизации. Джек был одним из многочисленных потомков Ноя, его отбраковали за то, что драл всех кобелей вне зависимости от размера и породы, драл не сильно — до первой крови, но даже такой уровень агрессии считался недопустимым для собак 47 Librae b. В отсутствие кобелей он был нежнейшим дружелюбнейшим существом. Вообще за отбракованными собаками Стефана Мухи образовалась очередь. Джек достался Алексу, как он говорил, по блату.

Трое друзей сидели на сером бревне, обточенном песком и речной галькой, перед ними горел костер. Пес лежал на песке и точно так же смотрел на реку и отражение гор в ней. Мимо проплыл речной круизный теплоход.

— Они плавают здесь испокон веков, — сказал Алекс. — Еще двести с лишним лет назад здесь плавали почти такие же, только они были дизельными — на мазуте. Возможно, какие-то из тех плавают до сих пор, только дизель поменяли на реактор.

— Ты вроде был уже здесь. Не доводилось плавать на таком утюге?

— Нет, я плавал только на веслах, как сейчас. Да и был я здесь только один раз с дедом. Мне было 12 лет, ему 82. Чувствуя, что слабеет, дед решил показать мне это место — оно для него много значило. Он за пять лет до того сплавал сюда в одиночку. По его словам, настолько вспомнилась юность, в таких деталях, включая мечты и мысли, что как будто состоялся диалог с самим собой шестидесятилетней давности.

— У твоего деда определенно были хорошие детство и юность, — сказал Джин. — Кстати, у меня ведь тоже русские корни, хоть я по-русски знаю всего с десяток слов. Я ведь на самом деле Кунин — где-то три или четыре поколения назад вторая буква «н» потерялась.

— Да, деду можно позавидовать. Он еще говорил, что в худшие времена грелся воспоминаниями, словно выделялось то тепло, которое он впитал тут, лежа на горячем песке. Я запомнил все лишь смутно — горы за рекой, запахи. Тоже ведь 60 лет прошло. И тоже как будто все оживает, хотя я, в отличие от деда, здесь не рос. Прямо-таки сверхъестественное место!

Друзья сидели на бревне, глядя на протянувшуюся по реке дорожку от садящегося солнца. Мало сказать, что они устали. Они были измотаны. Усталость от хорошей интенсивной работы приятна. Усталость от бесконечных дерганий, дрязг, от сыплющихся с разных сторон срочных дел, от неудач, от обещаний, которые не успеваешь выполнить, болезненна и разрушительна. Мало сказать, что друзья отдыхали. Они отмокали, отходили, оживали. Шел двадцатый год эпопеи Ковчега. Обычно крупный проект трудно начинать, но со временем дело как будто встает на рельсы — начинает катиться само собой, распределяется между участниками, каждый из которых знает свою роль. У Ковчега не было рельсов и, казалось, не могло быть. Все делалось впервые, везде прятался подвох, все неудачи были неожиданными и казались бесконечными.

Когда солнце село, издалека зазвучал протяжный гудок теплохода, низкий и щемящий, заполняющий все пространство, будто не от мира сего.

— Прямо метафизический сигнал! — Сказал Роланд. — Словно хочет нам сообщить что-то важное.

— Видимо, пытается нас подбодрить или вступиться за нас перед Космосом, — добавил Джин.

— Насчет подбодрить — сейчас сделаем, — вступил Алекс. — Значит, Конгресс США показал нам шиш — это все видели еще перед отъездом. Я попросил вас оставить все гаджеты дома — и правильно сделал. Но сам захватил на всякий случай салфеточку.

Алекс достал салфетку из кармана рубашки, расправил, щелкнул, поводил пальцем и торжественно прочел:

«Ассоциация виноделов Калифорнии выражает протест по поводу позорного решения Конгресса США отказать в выделении участка федеральной земли проекту „Ковчег 47 Либра“. Нам стыдно за представителей нашего народа, не понимающих ни смысла, ни значения величайшего дела в современной истории человечества. Мы выражаем поддержку участникам проекта — ученым, инженерам, рабочим, делающим сложнейшую работу ради далекого будущего человеческого рода. В знак поддержки мы направляем в распоряжение администрации „Ковчега“ десять тысяч бутылок выдержанного калифорнийского вина лучших марок».