– Мне плохо, - сонно пробормотал Тренч, - Наверно, я умираю. На какой мы высоте?

– Понятия не имею, - беспечно заметил Габерон, - Часов у нас больше нет. Так уж вышло. Думаю, приближаемся к трем сотням.

– А три сотни…

– Это смерть, - просто сказал Габерон, - Уже не смерть сознания, а смерть плоти. Ниже трехсот растворяется даже дерево. К тому моменту Марево успевает выжать из своих жертв все до капли. Это даже не убийство, по сути. Всего лишь утилизация отходов.

Некоторое время они сидели рядом, привалившись спинами к борту, и слушали шаги голема. Шаги эти давно потеряли размеренность и ритм. Механический убийца то семенил по палубе на своих паучьих лапах, то надолго замирал, то двигался какими-то нелепыми шагами, словно исполнял сложный танцевальный номер с большим количеством позиций.

– Как, вы сказали, его зовут? – бубнил он, - Ах, не знаете? Прибыл сегодня утром? В саржевом костюме? Как интересно. Немедленно отправить агентов в порт и в Лонг-Джон, пусть проверят наверняка. Особенное внимание обращайте на запах ванили…

– Чертов болванчик, - Габерон хрипло рассмеялся, - Ему все ни по чем! Рехнулся, как рыба на нересте, а все равно марширует… Он крепче, чем я думал. Куда крепче.

– Крепче нас? – уточнил Тренч без всякого выражения.

– Как знать… Может, что и крепче.

Прежде чем задать следующий вопрос, Тренч долго молчал.

– Ринриетта улетела?

Габерон осторожно шевельнул плечами:

– Она была бы последней дурой, если б не улетела.

Тренч неожиданно посмотрел на него в упор.

– А ты бы улетел?

Габерон выдавил из себя улыбку. Улыбка была неказистой, не чета его парадной. Бледная и слабая улыбка смертельно уставшего человека. Так в родную гавань возвращается из дальней экспедиции корабль – с потертыми парусами, обожженный, лишившийся флагов и вымпелов, накренившийся, едва ползущий по ветру…

– Приятель, я бы убрался отсюда быстрее, чем ты смог бы произнести мое имя.

– Бросив нас с капитанессой?

– Что ж поделать… Запомни, дядя Габби знает толк в хорошей одежке, но собственная шкура для него ценнее всего.

Тренч тихо засмеялся, отчего Габерон опасливо на него покосился. Кажется, на инженера опять подействовали медленно сводящие с ума муки Марева. Но, отсмеявшись, Тренч внезапно обрел прежнее спокойствие.

– Ты ведь всегда врешь, да? Даже перед лицом смерти?

– О чем ты?

– Ты ведь вовсе не такой самовлюбленный идиот, каким хочешь казаться.

Габерон отчего-то почувствовал себя уязвленным.

– Не понимаю, что ты несешь, - отозвался он оскорбленно, - Видать, хорошо ты Марева хлебнул…

– «Саратога».

– Что еще за «Саратога»?

– Корабль, что вез меня в Шарнхорст. Ты отправил его в Марево одним выстрелом. А потом соврал капитанессе про то, что уронил пальник из-за крема, помнишь?

Габерон хотел было запротестовать, но понял, что не сможет сделать это достаточно убедительно. Кроме того, в этом уже не было особого смысла. Когда над тобой – семь сотен футов Марева, на многие вещи начинаешь смотреть иначе.

Он улыбнулся и подмигнул бортинженеру:

– А ведь хорошо вышло, а?

– Хорошо, - согласился Тренч, - Она поверила.
– Но зачем, Габбс?

Габерон склонил голову, что могло означать кивок.

– Ничто так не укрепляет нас, как слабости тех людей, что нас окружают, - произнес он, - Ринриетта отчаянно хочет быть сильной. Но у нее это не всегда получается.

– Поэтому ты специально выглядишь напыщенным идиотом?

Габерон поморщился.

– Эй, не перегибай! Я просто… позволяю ей чувствовать себя свободнее. Собственные слабости всегда отступают в тень, когда наблюдаешь за слабостями других людей. А у Ринриетты все еще слишком много слабостей, от которых она пытается избавиться. И которые время от времени заставляют ее оказываться в глупейшей ситуации. Слушай, - он толкнул локтем Тренча, - А ведь тот выстрел и в самом деле был хорош, а?

– В самом деле. Прекрасный прицел.

– То-то же, - Габерон щелкнул пальцами, - Точно в котел. Не так-то это и просто, надо сказать, даже когда стреляешь по неподвижной цели. Боковой ветер, поправки, разница высот…

– Ты ведь сразу все понял, да?

– Приятель, я полощусь в этих ветрах почти всю свою жизнь, - Габерон скупо улыбнулся, - Разумеется, я почуял запах засады. И заметил, как головорезы из экипажа прячут под парусиной оружие.

– Но ничего не сказал капитанессе.

– Чтоб она бросилась в рукопашную, размахивая саблей? Боязнь оказаться недостаточно хорошей, чтоб стать достойной наследницей своего деда – ее главная слабость. Все из-за проклятого Восьмого Неба… Если за ней не присматривать, она точно окажется там раньше положенного… Я лишь стараюсь ограждать ее от чрезмерно больших неприятностей. Иногда мне это даже удается. Но ты-то как понял?

Улыбку Тренча можно было бы не заметить в темноте. Габерон бы и не заметил, если б не видел смутно его лица в тревожном алом свечении стайки фотостомий [81] .