Шрифт:
– В таком случае выбор у тебя не велик, юная ведьма. Придется тебе что-нибудь придумать.
Из штурманской она вышла на негнущихся ногах – точно весь день таскала в трюм тяжеленные мешки. Секстанта там не было.
– Может, посмотрим на гандеке? У Габби целая куча барахла, может там и секстант найдется?
– Соваться на гандек я бы не советовал из соображений безопасности… - «Малефакс» поморщился, - И чистоплотности. Но если ты так хочешь…
Дорога на гандек заняла еще несколько минут – Корди уже не ощущала желания нестись сломя голову, перескакивать через канатные бухты и скакать по рангоуту. Напротив, она ощущала себя так, точно к каждой ее ноге приковали по пушечному ядру. А еще одно ядро, самое тяжелое, тридцатишестифунтовое, приковали к ее совести.
Ринни действительно тысячу раз говорила не брать ее вещи. И не соваться в капитанскую каюту, если ее нет на месте. И вот пожалуйста. Стоило ей покинуть «Воблу», как бортовая ведьма в тот же день словно в насмешку портит одну из самых важных вещей на корабле. За такие фокусы, как говорил Дядюшка Крунч, небоходов обычно секут плетьми или привязывают на несколько дней к мачтам. А как полагается поступать с ведьмой? Этого Корди не знала, но не мысль о наказании гнела больше всего. Другая мысль, колючая, холодная и черная, точно забытый в печи пирог. Подвела свою капитанессу. Вновь показала себя не ведьмой, а несмышленым ребенком, за которым нужен присмотр. Обманула человека, который ей верил. Предала доверия.
Самая главная заповедь «Воблы» - не предавать ее капитана, что бы это ни значило. А она предала. Значит, у Ринни будет полное право подвергнуть ее самому страшному наказанию из всех, предусмотренных Пиратским Кодексом.
– Ух! – Корди хотелось даже не дернуть себя за хвост, а хорошенько оттаскать за все сразу, - Ну что же я за дуреха, а, «Малефакс»? Не случайно меня Габби корюшкой называет, да? У меня и верно мозгов как у глупышки-корюшки из стишков!
Она не пошла на гандек. Вместо этого она поднялась по трапу на верхнюю палубу, уже залитую чернильной ночью, прислонилась к кофель-нагелям [92] и свесила голову за борт. Лихой ночной ветер тут же принялся баловаться с ее хвостами, заставляя их трепетать и танцевать на ветру. Корди не мешала ему, даже шляпу сняла, чтоб было удобнее.
92
Кофель-нагель – стержень для крепления снастей такелажа на борту судна.
Под брюхом «Воблы» можно было разглядеть тяжелые вереницы дождевых облаков, катящихся куда-то на юг и похожих на тяжело груженные фрегаты-бомбардировщики. Облака были под стать мыслям – черные, как сама ночь, тяжелые, мокрые и холодные даже на вид. Корди тоскливо провожала их взглядом, не обращая внимания на усиливающийся ветер и норовящий забраться под рубаху ночной холод. Там, внизу, не было ни островов, свет которых мог бы стать искоркой в ночи, ни рыб. Там была только молчаливая ночная пустота и стылые ветра, разрезаемые тяжелым килем баркентины.
Прямо как у нее в душе. Она попыталась улыбнуться, но у этой улыбки был вкус сгоревшего бисквита.
– Я никогда не стану настоящей ведьмой, - прошептала она в наполненную густой ночью пустоту, - От меня Ринни больше бед, чем проку. Когда-нибудь я действительно превращу ее корабль в огромную сырную голову. Лучше бы она высадила меня на необитаемом острове. Меня и Мистера Хнумра, от него тоже не очень-то много толку, но он хотя бы ничего не портит, правда, мистер ведьминский кот?..
Она протянула руку за спину, чтоб потрепать вомбата по загривку, но замерла, не донеся ее. Только сейчас она поняла, что не ощущает привычной тяжести на плечах, а ухо не щекочут чужие усы. Мистера Хнумра на ее плечах не было. Корди мысленно рассмеялась. Вот уж точно дуреха. Правильно Дядюшка Крунч говорит, у тебя только ветер в голове. Сама же оставила его в… в…
Корди почувствовала, как в горле медленно опускается холодный-прехолодный ком, как будто она целиком проглотила политый мятным сиропом шарик ледяного пломбира.
В штурманской.
Она оставила Мистера Хнумра в штурманской. Одного - среди разбросанных карт.
– Тюльки-сопелки! – Корди бросилась бежать, забыв про шляпу.
Она неслась сквозь такелаж как ветер, не обращая внимания на хлещущие со всех сторон леера и канаты. Сердце оглушительно колотилось в груди, толкая ее вперед, точно само было крошечным магическим котлом, раздувшимся от давления. Прыжок. По трапу через три ступени. Прыжок в бок. Перебраться через бочки. Еще один трап…
К штурманской она подлетела запыхавшаяся, с лицом того цвета, который Алая Шельма приберегала для особенных случаев. Дрожащей рукой толкнула дверь и почти тотчас испустила горестный вздох.
Штурманская больше не была похожей на штурманскую. Скорее, на общежитие ведьм накануне праздника, которое кто-то старательно украсил большим количеством конфетти и фигурных аппликаций. А еще это было похоже на снег. Корди лишь однажды видела снег, когда «Вобла» поднималась на двенадцать тысяч футов. Только тот снег был колючим и холодным, а этот шелестел и летел со сквозняками по всей штурманской.
Карты Ринриетты – они все превратились в снег и конфетти. Дорогие типографские, в три цвета. Самодельные, нанесенные чернилами и тушью, составленные, должно быть, еще Восточным Хураканом. Карты дальних островов и воздушных течений. Карты блуждающих рифов и рыбьих косяков. Все они обратились бумажными клочками, которые сквозняк гонял по штурманской подобием метели. Мистер Хнумр даже не заметил, что открылась дверь. Впившись в бумажный лист обеими лапами, он упоенно урчал, разрывая ее на мелкие кусочки.