Шрифт:
Дядюшка Крунч никогда не упускал возможности рассказать одну из бесконечных историй о пиратах былых времен. Когда-то Корди слушала их с замирающим сердцем, но сейчас ей было не до приключений старого капитана. Она слишком хорошо успела узнать голема, чтоб понять – иногда эти истории появляются в тот самый момент, когда голему не хочется отвечать на вопросы.
– А что сам будешь делать? – невольно вырвалось у Корди.
Абордажные големы не умеют улыбаться. У них нет ротового отверстия и мимических мышц, мало того, они создавались для выполнения той работы, в которой от улыбки нет никакой пользы. Но Корди вдруг показалось, что старый Дядюшка Крунч невесело улыбнулся.
– А мы с «Воблой» дадим прикурить этой погани. Крюйт-камера открыта, всего и дел-то – чиркнуть кремнем…
Шму, кажется, не поняла смысла сказанного. Закончив возиться с бочками, ассассин юркнула в укрытие за штабелями досок и съежилась там, пытаясь казаться как можно меньше. Корди было жаль ее, но помочь ей чем-то сейчас было выше ее сил. И сил-то тех оставалось всего ничего…
– Бочки за борт! – скомандовал Дядюшка Крунч, - Что сидите, как вяленые лещи? Шму, поджигай фитили!
Бочки были тяжеленными, но руки Дядюшки Крунча могли справиться и не с таким грузом. Скрипя от напряжения и ворча механическими внутренностями, он по очереди поднял бочки с тлеющими языками запальных шнуров и швырнул их за борт прямо с капитанского мостика. С едва слышным хлопком расправились на ветру парашуты, заставив их закачаться в воздушных потоках. Вращаясь вокруг своей оси, бочки стали медленно отставать от баркентины, точно объевшиеся толстобрюхие рыбины.
Харибда уже не пыталась скрываться. Она шла за «Воблой», оттопырив плавники и расправив остатки парусов – противоестественное и жуткое смешение живого и неживого, страшный символ слепого созидания Марева. Если она и ослабла за время гонки на высоте в шестнадцать тысяч футов, то не подавала виду. Наоборот, Корди показалось, что харибда энергична и нетерпелива. И она была гораздо ближе, чем раньше. Теперь, когда баркентина, экономя зелье, шла на половине своего хода, расстояние сокращалось все быстрее и быстрее, настолько, что Корди иногда казалось, что оно буквально тает, стоит ей моргнуть или на секунду отвернуться от страшного зрелища.
Бочки тремя темными пятнами поплыли в сторону харибды. Корди сама не заметила, что впилась руками в леер изо всех сил, так, что засаднила кожа на ободранных и обмороженных ладонях.
«Сожри их! – хотелось крикнуть ей, - Давай, акулья башка! Лопай!»
Гигантская тварь, шедшая ровным курсом, вдруг вильнула в сторону ближайшего из бочонков. Движения у нее были мягкие, кошачьи, они срастались с ветром воедино. Корди стиснула зубы, чтоб сдержать ликующий вопль. Сейчас харибда распахнет свою страшную пасть, из которой уродливым шипом торчит полусгнивший остов утлегаря [110] , втягивая внутрь потоком воздуха парящие бочонки…
110
Утлегарь – часть рангоута, продолжение бушприта.
В последний миг харибда мотнула тяжелой головой и прошла мимо. Корди видела, как бочонки бесшумно разбились о ее скулу, превратившись в каскады размозженных досок, ссыпающихся по чешуе в Марево. Желтыми кляксам повисли в воздухе остатки акульего зелья. Харибда даже не обратила на них внимания. Она неотрывно смотрела на «Воблу» и только на нее. Так, словно не существовало ни неба, ни Марева, только болтающаяся между ними баркентина. Только девчонка в несуразно большой шляпе, глядящая на нее с кормы.
Корди хотела было вздохнуть, но обнаружила, что бессильно шевелит губами. Словно порыв ветра выбил из груди воздух. Такое бывает, когда идешь против ветра, в жесткий левентик, но сейчас…
Харибда смотрела на нее. Не на «Воблу». Страшная тварь, созданная из мертвого и живого, вынырнувшая из смертоносной пучины Марева, все это время глядела вовсе не на баркентину.
– Рыба-дьявол! – прорычал Дядюшка Крунч, не замечая того, как Корди стремительно бледнеет, - Отказалась от наживки! Проклятая харибда!
Он скрежетал и бил кулаком о кулак так, что на палубу сыпались бледные искры, но Корди была уверена в том, что голем ожидал именно этого.
– Дело не в наживке, - тихо сказала она.
Но Дядюшка Крунч услышал.
– Что?
– Дело не в наживке. Харибде не нужно акулье зелье. И магия «Воблы» тоже. Она пришла за другим.
Огромные руки голема, проскрипев шарнирами, опустились.
– За чем?
– Это создание Марева, - Корди попыталась улыбнуться, но от улыбки так несло эстрагоном, что долго она на лице не продержалась, - А Марево всегда тянется к чистой, неискаженной, магии.
– С этим-то мы, сдается, уже решили, - Дядюшка Крунч негромко зашипел, внутри него что-то едва слышно дребезжало, - Наша бедняжка «Вобла» фонтанирует такими чарами, что для харибды это, должно быть, сродни фейерверку из еды. Без сомнения, ее цель – сама баркентина.
Корди тихонько шмыгнула носом. Старый добрый Дядюшка Крунч, ворчливый здоровяк, старающийся выглядеть грозным даже там, где это необязательно, великий знаток воздушных порядков и пиратских традиций, опытный наставник и верный защитник. Он даже не подозревал, насколько ошибается. Может, просто потому, что сейчас больше всего на свете хотел ошибаться.