Шрифт:
– Именно поэтому я теперь болтаюсь в небесном океане без гроша за душой, не зная, что пустит меня в Марево, каледонийский фрегат или какая-нибудь чертова харибда. Все из-за того, что он любил меня.
В голосе голема что-то треснуло.
– Ты была для него всем, Ринриетта. Он оставил тебе то, что для пиратского капитана составляет две половинки его жизни – свой корабль и свой клад.
– Нет, - ледяным тоном ответила капитанесса, - Он оставил мне только свои проблемы. Когда понял, что никому на свете он не нужен. Его корабль – старое разваливающее корыто. Извини, «Вобла», но это так. Если доски этой баркентины еще держатся друг за друга, то только лишь потому, что склеены проклятой магией гуще, чем рыбьим пометом.
– Но клад!..
– Нет никакого клада. Если у него и была груда золота, он проиграл все до последней монеты или спустил на развлечения в Порт-Адамсе. Говорят, у пиратов это нередко случается. Но мог ли величайший пират в истории небесного океана признаться в этом? Разумеется, нет. Вот он и выдумал эту нелепую загадку с Восьмым Небом. Которую вручил мне на смертном одре вместе с чертовой треуголкой.
Дядюшка Крунч выставил скрипящую металлическую ладонь в примирительном жесте:
– Ты похожа на электрического ската, Ринриетта. Но даже он рано или поздно остывает…
– Я знаю, к чему ты ведешь, Дядюшка Крунч. И поэтому повторяю тебе то, что сказала на этом самом месте три дня назад. Мы больше не ищем Восьмое Небо. Восьмого Неба не существует. И нам стоит найти себе настоящую работу, пусть приносящую гроши, но не сулящую рухнуть в Марево в любой момент. Больше никаких рискованных рейсов, больше никаких сверхбольших высот. Никаких авантюр. Господин Урко был прав, нам следует держаться более… приземленных ветров, если мы хотим выжить. Восточный Хуракан был легендой, которой я не гожусь даже в подметки, ты ведь это хотел услышать? Будь спокоен, ваши с дедом подвиги останутся в веках, мне никогда не подняться до ваших высот! Я всего лишь выскочка, верно? Девчонка с ветром в голове и дипломом законника за пазухой, вознамерившаяся поиграть в пиратов!
– Рин…
– Продолжать погрузку, - отчеканила Алая Шельма капитанским голосом и резко развернулась на каблуках, - Как только будет погружена последняя бочка, поднимайте сходни и запечатывайте трюма. Мы отойдем от острова с первым же попутным ветром. Курс я уже проложила.
Она удалялась медленно, но Шму, глядя сверху на крошечную алую фигурку, понимала, что говорить ей что-то в спину бесполезно. Понимали это и те, кто остался на палубе.
– Прямо как ее дед… - проскрипел абордажный голем, вновь налегая на ворот брашпиля, - Иногда мог взорваться, как крюйт-камера, в которую бросили факел. Ох и полыхало же… Однажды стюард подал ему похлебку, в которой не доставало гущи. Капитан рассвирепел так, что приказал всему экипажу месяц хлебать воду вилками. И никто не ослушался. Такой уж он был…
Габерон поплевал на ладони и тоже налег на ворот.
– Она уже не девчонка, ты, ржавая железяка, - пробормотал он, - Старый пират украл у нее то, чего никогда не крал у богатых купцов – ее юность. А еще ей пришлось много вынести на «Барракуде». Нас с Тренчем тоже прилично помяли, но мы хотя бы были вместе, а она – одна. Ты знаешь, что это такое – провести наедине со своими страхами целую ночь в затяжном прыжке в Марево?..
Шму была уверена, что старый голем по привычке вспылит и обрушит на Габерона целую бурю пиратских проклятий. Но тот лишь крутил ворот, опустив вниз голову.
– Старик не мог обмануть ее. Сокровище существует.
– Прости, но даже этого мы не можем утверждать наверняка.
– Я знал его.
– А я знал одну девицу с Бархэма, - проворчал Габерон, - Она выглядела целомудренной и чистой, как только распустившийся цветок. Я провел с ней всего одну ночь, а уже через неделю у меня все чесалось так, словно я сунул свою карронаду в нору с раками…
– Прибереги свои грязные истории для более подходящего случая, - голос «Малефакса» походил на презрительный шелест ветра в парусах, - Тренч из трюма передает, чтоб ты больше не вязал формандских топовых узлов на бочках. У него нет свайки [123] , слишком сложно распускать…
123
Свайка – такелажный инструмент в виде острого стержня, служащий для пробивки троса и развязывания узлов.
– На его месте я бы думал только о том, как не торчать под трюмным люком, - огрызнулся Габерон, - Веревки истерты, как мои нервы, стоит одной оборваться – и его могила долгие годы будет привлекать любопытных эпитафией «Убит икрой». А Ринни…
– Она одумается.
– Она больше не слушает музыку.
Голем насторожился.
– Какую музыку?
– Про старикашку Буна и Восьмое Небо. Как вернулась на «Воблу», ни разу не завела свой патефон.
– Отойдет еще…
– Не знаю, старик. Она упряма, как рыба-осел.
– Тебя забыли спросить, шут пустоголовый…
* * *
Шму не хотелось слушать их перебранку.
Она сама ждала возможности оказаться в трюме, но в одиночестве, без лишних свидетелей. Сейчас, когда погрузка была в разгаре, об этом нечего было и думать. Придется ждать, когда все бочки спустят на нижную палубу, расставят, закрепят… К тому времени уже наверняка зайдет солнце. Что ж, значит у нее в запасе несколько часов. Можно найти укромное безлюдное место и немного поспать.