Шрифт:
Тренч понял, что должен что-то сказать. И желания не было, и зубы сами противились, но должен.
– Честно говоря, никакой я не инженер.
– Так и знал! – громыхнул дядюшка Крунч, махнув лапой и чудом не снеся переборку, - Мелкий обманщик! Рыба-самозванец!
– Спокойно, дядюшка, - Алой Шельме понадобился один короткий жест, чтоб заткнуть медную глотку голема, - Ну-ка рассказывай, Тренч с Рейнланда. Сперва ты говоришь, что инженер, позже что не инженер… Ты хоть что-то смыслишь в инженерной науке?
– Я… в некотором роде механик.
– В каком это роде? – Алая Шельма подступила к нему, положив руку на рукоять кортика, - Ты что-то понимаешь в ремонте? Разбираешься в корабельных машинах?
Тренч вздохнул. Известно, сколько веревочке не виться, а петля рано или поздно совьется. Вот и свилась. Он шмыгнул носом.
– Не то, чтоб чинить… И механику не совсем понимаю, но…
– Тогда чем же ты занимался?
Тренч поднял голову, чтобы взглянуть ей в лицо. Это оказалось тяжелее, чем поднимать якорь в бурю, вес оказался почти неподъемным.
– Я… делал всякие разные штуки.
– Штуки? – нахмурилась капитанесса.
– Штуки? – удивился голем.
– М-м-м-ммм… Механические штуки. Только я не всегда знаю, для чего и как они работают.
Капитанесса с големом переглянулись. Оба выглядели немного удивленными.
– Ну-ка поясни!
– Это очень странные штуки, - тихо сказал Тренч, - Я просто их делаю и все тут. То есть, не я, а мои руки. Сами собой. Я как бы в этом и не участвую, а…
– Наверно, об палубу ударился чересчур, - предположил голем, - Наверно, я слишком резко его выдернул, вот он и того…
– Головой я и верно ударился. Только не сегодня, а много лет назад, в детстве. Старая история, так уж вышло. Мне тогда шесть было, сопляк совсем. С того дня все и началось.
– Что началось? – настороженно спросила Алая Шельма. На Тренча она глядела, как на бомбу с горящим фитилем.
– Мастерить я начал, - Тренч опустил голову, - До этого как-то и мыслей о механике не было, даже в кузнице не бывал. Куда уж там мастерить, меня бы и обрезки подметать не взяли бы… А тут оно как пошло… Начал собирать какие-то штуковины, точнее, они как бы сами собой собираются, а я только пальцами кручу. Но почему-то все выходит, деталь к детали, шестеренка к шестеренке. Будто по невидимой картинке или чертежу какому-то. А я этих чертежей на самом деле даже и читать-то не умею… Только пальцы мои откуда-то знают, как шпинделя подогнать, как буксы заправить, как ниппеля врезать… Вот и собирают себе что-то, не пойми что.
Тренч не привык много говорить и не умел делать это складно. К тому же, одно дело – чесать язык с абордажным големом, существом ворчливым, странным и вздорным, но более или менее понятным. Другое – пытаться объясниться с целой капитанессой. То же самое, что идти против курсового ветра с поднятым апселем. Даже язык заплетаться начал, одеревенел, как дубовый румпель [39] .
– И что получается? – с неподдельным интересом поинтересовалась капитанесса. В эту минуту вся ее грозность куда-то пропала, точно тучи согнало с небосвода стремительным ветром, обнажив хрустальную прозрачность гигантской небесной чаши.
39
Румпель – рычаг, управляющий корабельным рулем.
– Ерунда всякая получается, - буркнул Тренч, утерев нос рукавом брезентового плаща, - Ладно бы еще понятное что-то, ореходавка там какая-нибудь или компас… Но мои штуки совсем другие. Иногда они вовсе не работают и даже невозможно понять, для чего нужны. Иногда работают, но так, что от этого нет никакого проку. А иногда, - он понизил голос, - Лучше бы вовсе никак не работали…
– Безумный инженер, - дядюшка Крунч схватился за голову обеими лапами, - Ринриетта, скажи мне, моя радость, почему твоя баркентина стягивает безумцев и дураков со всего света? Может, в ее недрах установлен какой-нибудь специальный магнит?
Алая Шельма не обратила на ворчащего голема внимания. Ее взгляд, испытующий и настороженный, по-прежнему был обращен к Тренчу.
– Значит, твои изобретения бесполезны?
– Как щука с двумя хвостами.
– Тогда почему ты собираешь их? Почему просто не бросил?
Тренч дернул плечом.
– Можно подумать, меня кто-то спрашивает… От меня эти периоды изобретательства никак не зависят. Как накатывает, так все. То же самое, что поперек шторма идти. И чем больше себя сдерживаю, тем хуже. Голову будто обручами стискивает, перед глазами мутнеет, шатаюсь, как пьяный… Если уж накатило, все, стягивай паруса. Пока что-нибудь не позволю рукам собрать, не отойду. Но это не часто бывает. Раз в месяц, может, два... В остальное время оно меня не донимает.
Дядюшка Крунч издал глухой немелодичный свист.
– Так вот чего это кандалы на тебе оказались. Чтоб, значит, кто попало твоими конечностями не дергал? Это верная мысль. Лучше бы, конечно, отрезать начисто, но и кандалы тоже сойдут. Эк не вовремя я их снял. Пойти что ли в трюм, поискать цепочку на замену… Тебя ведь чугунная устроит, рыба-инженер?
Тренч замотал головой.
– Когда на меня это находит, лучше не сопротивляться. А то еще хуже будет. Меня лекарь поначалу пытался привязывать к койке, когда приступ накатывал, так я ему таких штук насобирал потом, ух… Он сам с острова сбежал на первом же корабле. Если уж находит, проще не сопротивляться. Посижу пару часов, а то и дней, соберу какую-нибудь штуку, и никто не пострадает. Штуки - они обычно безобидные, если их не включать. Стоит себе на полке и все. Меньше мороки. А лучше всего – сразу их в Марево отправлять, не разбираясь… Так надежней.