Шрифт:
Шму растерялась.
– Она похитила шлюпку?
– Уже после того, как все закончилось, если тебя это утешит. Внучка Каледонийского Гунча сочла недостойным бежать в разгар боя. Если мои расчеты ветров точны – а они всегда неизменно точны – шлюпка принцессы два дня назад должна была достичь Каллиопы.
– Но как же… Почему ты… Я думала…
– Почему я не помешал ей бежать? – немного насмешливо спросил он, - Почему не поднял тревогу? Я ведь не мог не заметить отчалившую шлюпку, верно? В конце концов, я бортовой гомункул, который ведает каждой щепкой на борту. Это ты хотела спросить, отважная воительница?
– Наверно… Я не знаю… Я…
– Прошу заметить, я со всей серьезностью чту субординацию на борту этого корабля. Но я не член экипажа. Я навигационно-управляющая система. Я могу предупредить, могу подать знак, но я совершенно не в силах оспаривать приказы старших по званию.
– Значит, кто-то… кто-то приказал тебе не мешать ей? – мысли Шму были похожи на косяк сонной сельди, - Но…
– Я всегда говорил, что ведьма на борту – одно беспокойство. Никогда не знаешь, что у них на уме.
– Корди? – глаза Шму сами собой широко открылись, на миг сбросив сладкие оковы сна, - Корди отпустила Линдру?
– Я думал, стоит подготовить еще одну шлюпку – чтоб ей самой было куда удрать, когда капитанесса схватится за саблю, - доверительно сообщил гомункул, - Шутка ли, лишиться самой ценной добычи за всю жизнь, и какой добычи!..
– Но?..
– Не пригодилась, - негромко ответил он, - Капитанесса на удивление спокойно восприняла эту новость. Заперлась в каюте, два дня пила вино и слушала патефон. Но уже сегодня выглядит куда лучше.
– Значит, ее странная болезнь…
В этот раз Шму не собиралась умолкать на полуслове, но гомункул мягко перебил ее.
– Ее странная болезнь закончилась. Как и время вопросов на сегодня. Как только сможешь оторваться от койки, пытай Корди и капитанессу сколько вздумается. А на сегодня хватит. Добрых сновидений, отважная воительница!
Шму почувствовала, что висит на рее, уцепившись за гладкое дерево руками и ощущая лицом дыхание ветра. Достаточно разжать пальцы – и она невесомо скользнет вниз. Но в этот раз там будет не твердая палуба. Там будут теплые и мягкие, согретые солнечным светом, облака. И, если Роза достаточно милосердна к одиноким трусливым убийцам, то пошлет ей какой-нибудь хороший сон. Впервые - без чудовищ, без боли и отчаянья, без страха. Может, что-нибудь про золотых рыбок. Про…
– «Малефакс»! – позвала она, чувствуя, как разжимаются сами собой пальцы, удерживающие ее по эту сторону сна.
И удивилась, когда он отозвался.
– Да?
– Там, внизу, я слышала чей-то голос… Этот голос словно звучал внутри меня. Он говорил со мной. Он напомнил мне, кто я. Он был похож на… Может, мне показалось…
– О нет, - теплый порыв ветра небрежно пробежал по ее щеке, - Это был не я. Пора тебе знать, что гомункулы не умеют читать мысли, это все выдумки. Спи.
Шму улыбнулась и наконец позволила пальцам разжаться.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ЗАПАС ПРОЧНОСТИ
«Как-то раз на Ривендже, проведя три дня в трактире,
Восточный Хуракан побился об заклад, что одолеет в
рукопашном бою тигровую акулу. Прежде, чем кто-то
успел спохватиться, он ринулся в схватку, не имея при
себе даже ножа. К ужасу и восторгу присутствующих,
спустя несколько минут акула была повержена, а старый
пират, едва державшийся на ногах, торжественно
поставил сапог на ее голову. Что касается
произнесенных победителем слов, разные источники
утверждают по-разному. Одни настаивают на том, что
он произнес: «Я бы закончил на пять минут раньше, если
б не здешний ром! Все это время я бил ту акулу, что
была четвертой в нижнем ряду, а настоящей-то была
вторая в пятом!». Другие утверждают, что дерзкий
капитан не произнес ни слова. Как бы то ни было, украшать
трактиры чучелами акул вскоре стало на Ривендже
дурной приметой».
Дэн Купер, «Легенды туманного неба»
Капитан водовоза не походил на небохода. В нем не было ни силы, ни внушительности, ни умения грациозно передвигаться по палубе. Словно в насмешку Роза наделила его коренастой фигурой и объемным животом, из-за чего он сам выглядел как бочонок – небольшой приземистый бочонок из тех, в которых каледонийцы возят херес. Но в венах его бежала отнюдь не вода и не вино, это Дядюшка Крунч понял сразу.