Шрифт:
— Я только чуть изменил процесс... — конечно, я мог бы воспользоваться подготовленными документами, но тогда мой клиент не получил бы и половины того, что ему отвалилось сегодня.
— Эндрю, — раздражение в голосе отца уменьшает мое эго еще больше. — Если ты собираешься носиться со своими идеями как дитя, тебе необходимо остановиться и подумать, как юрист. Твои игры с клиентами не доведут тебя до добра в один прекрасный день. Удача отвернется от тебя. А ведь настанет тот день, когда ты подойдешь к руководству фирмой.
Бесполезно спорить с отцом. Джонатан Вайз известен в деловом мире, как самый жесткий переговорщик. Я чувствую и почтение к нему, и боязнь перед ним.
— Да, сэр.
— Далее, — продолжает он как будто я ничего не говорил. — Что касается мисс Гамилтон.
Каждый нерв моего тела напрягается. Я уже знаю, что последует дальше.
— А что с ней не так?
— Она еще не согласилась провести тест на отцовство?
— Морган сказала ей, что это безопасно для ребенка, но она еще не согласилась.
— Хмм. Я вижу.
Я прикусываю себе язык. Он разузнал все, чтобы манипулировать мной. Мой отец хочет управлять мной. Эту его тактику я отлично знаю.
— Уверяю вас. Она его сдаст. У вас есть мое слово.
— Твое слово бесполезно, Эндрю. Важны лишь действия, — он молчит. Мой пульс учащается. Этот человек находится за сотни километров от меня, а я чувствую себя нашкодившим сосунком, стоящим напротив него в ожидании карающего вердикта. Также было, когда меня задержали за угон «бентли» в шестнадцать. — Как ты планируешь поступить, если тест на отцовство окажется положительным? Собираешься ли ты поступить правильно и завести семью, женившись на мисс Гамилтон?
Я провожу рукой по лицу. Нет никакой возможности жениться на Оливии. Моей женщиной является Маккензи.
— Я не женюсь на ней. Я планирую составить соглашение об опеке, но я даже слышать не хочу об Оливии. Только о ребенке.
Мой отец не на шутку сердится.
— Как это возможно, что ты мой сын? Этот тип поведения является неприемлемым. Где ваше чувство приличия, а долг, наконец? Ты ни о чем не думаешь, Эндрю! У тебя есть обязанности по отношению к семье. Традиционные семейные ценности. Ты подвел меня семь лет назад, не подведи меня снова.
Тошнота захлестывает меня, как волна. Желчь поднимается в горле. Я сглатываю, пытаясь контролировать дыхание. Мой замечательный день быстро превращается в ужаснейший под действием стихии по имени Джонатан. Только моему отцу приходит в голову использовать мое прошлое, как способ получить желаемое. Но я не позволю ему выиграть, не в этот раз. Меня не волнует выбранная им тактика, я не желаю жениться на Оливии. Мое сердце занято Маккензи, просто и понятно.
— Я позабочусь об Оливии и ребенке, как и обещал.
— Вижу, как ты это делаешь.
Прежде, чем я смог ответить, он вешает трубку, в ярости я опускаю трубку на рычаг.
— Мудак, — ору я, долбя трубкой по телефону снова и снова. Это такое наслаждение, что я кидаю трубку в последний раз с несказанным удовольствием, выговаривая все известные мне непристойности. Возможно, выглядит по-детски, но все же лучше, чем долбить кулаком по столу.
Я могу быть глупым и высокомерным, но мой отец ещё больший высокомерный мудак. Я сглатываю, испытывая всепоглощающую ненависть, что грозит затопить меня. Когда я, наконец, успокаиваюсь, я снова возвращаю компьютер к жизни движением мыши и набираю сообщение для Итана:
Все подготовлено?
Итан входит в мой кабинет без стука.
— Да, — отвечает он, устраиваясь в кресло напротив моего стола, закидывая ногу на ногу. Густые темные брови поднимаются, почти исчезая в зализанных волосах, когда он протягивает мне папку.
— Все, что вам нужно, здесь. Ваш рейс в пятницу утром с короткой остановкой в Далласе. Вы прибудете в Амарилло чуть позже двух.
— И Бостон?
— Также позаботился.
— Превосходно, — я откидываюсь в кресле, наблюдая за движением тяжелых туч. Мой пульс постепенно приходит в норму.
— Ваш отец достал вас? Не так ли?
— Что ты имеешь в виду? — я поворачиваюсь к Итану со всем вниманием. Он наклоняет голову, скрещивая руки на груди.
— Каждый раз, как вы разговариваете с ним, вы нервничаете.
— Я не нервничаю.
Итан кивает головой в сторону моей руки, в которой я держу ручку, нервно постукивая по столешнице.
— Это адреналин после судебного заседания.
— Ну... если вы так говорите, — он наклоняется вперед и поворачивает к себе фотографию в серебряной рамке. На этом снимке мы с Маккензи стоим в обнимку, и мои руки покоятся на ее талии, а голова лежит на ее предплечье, она мой ветер. Ее кожа золотится от смеха. Я люблю смотреть, как солнечные лучики пляшут в ее волосах на снимке.