Хождение по разбитому стеклу было бы менее болезненным, чем путь к алтарю.

Сорен начал церемонию с цитат из Библии о любви и преданности, которые заставляли всех в церкви вздыхать и плакать, но Элеонор игнорировала его. За последний год она стала в этом профи.

Во время свадебного приема Элеонор сидела с двумя самыми молодыми свидетелями жениха, пила шампанское и делала вид, что флиртует. Сорен задержался на час и разговаривал с людьми. Естественно он игнорировал ее. Игнорировал ее так же, как и она его. Она знала, он ее игнорирует, потому что девушка наблюдала, как мужчина игнорировал ее весь этот час.

– Мне нужен еще один бокал, - сказала Элеонор, и младший брат жениха, который, очевидно, влюбился в ее декольте, поспешил принести ей еще один бокал шампанского.

Сорен покинул прием, и Элеонор танцевала со свидетелем. Она хотела пойти домой и лечь спать, но пообещала остаться до самого конца.

К утру вечеринка, наконец, закончилась. Диана и Джеймс пробежали под градом из риса к ожидающему их лимузину. Десять минут спустя зал приемов опустел. Не прошло и года.

Элеонор вошла в кладовку, которую она заполняла весь прошлый год, и вырыла сумку с одеждой, которую спрятала здесь. Девушка выдернула цветы из волос и бросила их в мусор, затем выскользнула из юбки ее наряда подружки невесты, состоящих из двух вещей. Она натянула джинсы и втиснула ноги в теннисные туфли, вздыхая от радости избавиться от них. С лифом платья без рукавов оказалось сложнее. Она не могла расстегнуть молнию. Чертова Диана и ее «платье А-образного силуэта из двух частей, с ампирной талией - боже мой, Элли, оно так тебе идет» дерьма. Они все должны были быть в джинсах и футболках.

Она громко зарычала и грубо выругалась. И в наступившей после этого тишине услышала мужской смех.

– Элеонор, тебе нужна помощь?

Сорен? Какого черта? Она закатила глаза и повторила очередную провальную попытку расстегнуть молнию.

– Я застряла в платье. У вас есть ножницы или нож, или пистолет, что-нибудь?

– Тебе нужен пистолет, чтобы снять платье?

– Как только я его сниму, я избавлю его от страданий.

– Все так серьезно?
– Сорен вошел в кладовку. Она посмотрела на него через плечо. Он уже сносил ей крышу своим видом в джинсах и футболке. За все время, что он служил в «Пресвятом Сердце», она только два раза видела его без пасторского облачения. Если бы Папа увидел Сорена в джинсах, Его Высокопреосвященство, скорее всего, приказал бы всему духовенству перейти на эту униформу. Посещаемость церквей резко бы увеличилась.

– Я в ловушке.

Сорен изогнул бровь.

– Повернись.

– Вы собираетесь его разрезать? В скорую надо звонить?

– Подними волосы и стой смирно.

Она запустила пальцы в волосы и держала их, пока Сорен взял ткань платья и оттянул от ее кожи. Спустя несколько секунд дерганий, молния, наконец, поддалась.

Элеонор попыталась закончить все сама, но, казалось, он намеревался до конца расстегнуть молнию. Как она могла спорить с ним, особенно когда его пальцы касались обнаженной кожи на ее пояснице?

– Лучше?
– спросил он.

– Слава Богу. Думала, что умру в этом дурацком платье.
– Сорен повернулся к ней спиной, пока она снимала остатки платья, надела лифчик и натянула белую футболку.

– Платье не дурацкое. Ты прекрасно в нем выглядела.

– Прекрасно? Этот корсет на платье поднял мне сиськи под самую шею.

– Но сделал это прекрасно.

Элеонор запихнула платье в сумку и собрала волосы в хвост, не отрывая от него глаз. Она хотела быть счастливой из-за того, что он здесь и говорит с ней, но не могла преодолеть злость. Год равнодушия нельзя простить за один комплимент ее сиськам.

– Что вы здесь делаете? Разве вы не должны быть прикованы к постели с Иисусом?

Сорен наблюдал за тем, как она доставала мусорные пакеты из-под раковины.

– У меня есть компания. Я заметил, что горит свет. Что ты здесь делаешь?

– Убираюсь.

– Убираешься?

Элеонор отнесла пакеты в приемный зал и начала собирать в них пластиковые тарелки и бумажные стаканчики.

– Диана была добра ко мне, - начала Элеонор.
– Она правда милая. Давала мне уроки вождения, раз я не могу получить права до конца испытательного срока. Я не могла себе позволить настоящий свадебный подарок, поэтому сказала, что уберусь в зале, и ее семье не придется этим заниматься.

Она свернула в шар бумажную скатерть.

– Что?
– спросила она.

– Я ничего не говорил, - ответил он.

– Вы пялитесь на меня, Отец Стернс, - заметила она, выделив саркастическим тоном его титул.

– Да.

– Почему?

– Я пялюсь на тебя потому, что ты без всяких усилий стала очень добрым и щедрым человеком.

– Можете засунуть доброту и щедрость себе в задницу.

– И еще я пялюсь на тебя потому, что ты невероятно красивая.

Элеонор уронила пакет на пол.

– Сорен. Серьезно.
– Ее живот скрутило. Она хотела плакать и кричать, и целовать его, и убить его, и все одновременно.

– Когда ты не пытаешься быть красивой, ты выглядишь красивой. Когда ты стараешься быть красивой, ты выглядишь сногсшибательно.

– Я вас ненавижу.

– Нет, не правда.

– Может, и нет, но я пытаюсь.

– Я не виню тебя, Малышка.
– Он подошел ближе, и Элеонор подавила желание отступить.

– Итак, мы вернулись к этому сейчас?
– поинтересовалась она, присев на край стола и скрестив руки на животе.