***

Я увидел существо. Нет. Сначала я увидел глаза. Это были две кровоточащие раны. И в те доли секунды, что я смотрел в них (или они в меня, памятуя старика Ницше) я увидел все.

Я увидел сбитую собаку, чье измочаленное передним колесом тело с хрустом окончательно размозжилось под задним скатом маршрутного такси.

Я видел привязанную подростками к железнодорожным рельсам судорожно бьющуюся суку, в тщетных попытках освободиться при виде надвигающегося локомотива.

Забитую молотками и одинокий, навсегда уставившийся в грязный потолок подвала собачий глаз с немым вопросом: "За что?..."

Кровавые пузыри у щенка из пасти, сброшенного в котлован на хищно торчащие арматуры.

Я видел их всех: забитых бейсбольными битами, отравленных, задохнувшихся в машине, утопленных, вспоротые животы и отрезанные головы...

Я осознал. То, что я видел в глазах-ранах существа – это кладбище собак погибших по вине человека. Не конкретно мое - личное кладбище, - но с древнейших времен коллективное человеческое.

Уводя мою память в глубь времен, существо мне показывало все больше и больше страшных картин.

Распятые собачьи трупы на улицах города.

Зарытых живыми в землю; страшно изуродованные судорогой тела в попытках освободится из-под толщи земли.

Изломанные, искореженные трупы собак, которых забили камнями, привязав к столбу.

Я ощущал тошнотворный запах горящих живых факелов на улицах средневекового города.

Причудливые ледяные статуи заживо замороженных животных ради прихоти человека.

Эпоха за эпохой вставала перед моими глазами.

Растоптанные конями после странной людской игры.

Висящих на жертвенных деревьях с выпущенными кишками.

Сброшенных со скал.

Посаженных на кол.

Сваренных заживо.

С полностью переломанными костями, но живых и погруженных в холодную проточную воду для улучшения вкусовых качеств.

Панически бегущих, еще живых, но утыканных стрелами при совершенствовании мастерства ину-омоно.

Развешанных в мешках на ветках в честь праздника и забитых насмерть ударами палок...

Виденья остановились.

Существо, с ранами вместо глаз и внешностью белесого тумана в форме собаки, прошелестело у меня в голове вопросом:

– Продолжить?

– Не... не надо, - бестелесно прохрипел я.

– Больно?
– безучастливо спросило оно и, не дожидаясь ответа, добавила:

– Выход там. Ползи человек.

– А где моя собака?

И тут меня пронзила дикая боль в животе. Мне казалось, что из меня вытаскивают - очень медленно - кишки. И, уже теряя сознание от боли, я услышал эхом в своей голове: "Там. Ползи... человек".

***

Я полз обдирая локти и колени. Регулярно мое тело сотрясала жесточайшая боль. Иногда она была кратковременная, но не менее ужасающая для моего организма и подсознания.

И я ощущал каждую причину этих болей.

Два метра назад мне отпилили тупым ножом голову.

Семь метров - нанизали на кол.

Меня расчленяли. Топили. Вешали. Сжигали, облив смолой. Меня били по затылку с целью выбить глаза. Расчленяли по суставам. И опять вешали, жгли, топили, забивали молотками, закидывали камнями, распинали...

И каждая из этих моих (?) смертей огнем выгрызала из моего сердца кусок нужной ей плоти, оставляя уродливые и разной величины ожоги.

Где-то впереди дышала моя собака. И это помогало мне каждый раз вытащить себя из омута болевых ощущений и продвинуться хоть на метр вперед.

Мой компас.

Указатель.

Путеводитель.

Посредник между миром смерти и миром живых.

О, великий весовщик

Моей совести,

Дай мне сил

Доползти

До выхода.

Взвесь, померь,