Просчитай... меня...

Только дай

Доползти...

Не ругай меня.

Дай родиться,

Пожалуйста,

Заново.

Новым,

Чистым,

Немного потерянным.

Чтоб я заново

Смог насладиться

Болью, радостью

Жизни теперешней.

И родившись

Задаться вопросом:

Кто я нынче?

Куда мне?

Всамделишный

Я?

Эпилог

– Странная записка. И он странный.

Молоденькая практикантка с жалостью, без присущего возрастного и профессионального цинизма, оглядела лежащего в предкомотозном состоянии мужчину.

– Что ж здесь странного, Катюша? Упал. Черепно-мозговая. Потом вакуум. А записка... дай-ка сюда.

Врач повертел в руках тетрадный листок, который обнаружили у пациента во внутреннем кармане вельветовой куртки.

– Забавно. Гм. Забавно. Ну, да... стихи... на мой взгляд так себе. На суицидные не похожи, хотя черт его знает. Ведь поперся же на старую водонапорную башню, нырнул... А что вас, Катрин, заинтересовало в этих стиха.. мгм... в этих строчках?

– А красиво... вот это:

"О великий весовщик моей совести, дай мне сил доползти до выхода..."

– Эх, молодежь, молодежь... Это строчка из поэмы великого... м-м-м... нет! Не перебивай. Это из...

Павел Витальевич напряженно стал разглаживать большим пальцем правой руки надбровные морщины.

И впрямь задумался.

Катя, прищурившись, молчала, глядя на лежавшего пациента.

– Это Фазиль Искандер!
– Как-то испугано и в тоже время удивленно сообщил ей доктор и добавил, почему-то обиженно взглянув на пациента: - Да! Вот ведь... вспомнил. Это из Фазиль Искандера. Созвездие Козлотура!!

(Врач ошибается - фраза взята неизвестным пациентом из книги "Сандро из Чегема", того же автора.
– Прим. Ред.)

– Павел Витальевич, - робко и восторженно спросила практикантка, - как вы думаете, он нам сможет рассказать, почему написал эти стихи?

– Э... мозг дело такое... тем более просидел он в этой вонючей жиже семьдесят часов без малого. Да и потом, смотрите...

Тут врач прервал себя и окинул добродушно-насмешливым взглядом интерна.

– Дражайшая, Катаржина, - неожиданно для себя он перешел на стилистику общения 19 столетия, - мой вам совет. Перестаньте видеть в этом пациенте человека и пытаться его пробудить к жизни своей э-э-э... своим жизнелюбством. Не оценит. Вы в него вложитесь до нельзя, а он, придя в себя, будет вам же что-то и предъявлять. И он будет в своем праве. А вы, любезная Катаржина, нет. Почему?
– Патетически спросил в никуда доктор. И сам же, не очень-то в это веря, ответил:

– Потому что он больной. А вы медперсонал. И если даже он влюбится в вас, предлагая свой душевный жар и талант, то вы, как медик, должны сохранять тактичность и хладнокровие. Мдя. Да. Так.

Доктор мечтательно, но как-то нерешительно вильнул глазами влево и вверх, после чего решительно добавил:

– В результате что? Травма души и нервность, как говаривали наши предки. Нельзя-с так, голубушка...

И запнулся.

Удивленно посмотрел вокруг себя, как бы спрашивая - это кому, что и главное для кого я сейчас говорил?

– Все равно. Интересный мужчина.
– Почти про себя прошелестела Катя.

Павел Витальевич сурово глянул на практикантку.

– Ну, так... что здесь у нас.

И уже больше для себя, чем для кого либо, откинул одеяло с больного. (Подвизался он на поприще судебного медика иногда, а посему имел любопытство к разного рода загадкам, хотя в этом случае ничего тайного и загадочного не видел. Скорее всего обыкновенный "наблюдаемый" 7-й больнички вышел из стадии ремиссии и нырнул.)

– Мужчина. Предположительно лет 40. Не голодал. Мгм. Точно не голодал. Ухоженный. Видите ногти на руках и ногах. Стрижка. Так. Следов инъекций нет. Вены чистые. Так. Дальше.