Когда Равиль вытащил из сумки нечто бесформенное, отдалённо напоминающее головной убор, слезы навернулись у Семёна на глаза.

– Во всём этом я должен появиться на людях? – недоумевая, спросил Сёма.

– Конечно, и это будет выглядеть очень забавно.

«Лучше бы эта лампочка взорвалась и убила бы меня», – про себя подумал Вениаминов.

– Не тяни время, одевайся, и поехали на работу. Нас ждёт машина.

– Слушай, Равиль, да у нас в селе чучел приличнее одевают! – возмутился Семён.

– Ты ведь не в театр с девушкой идёшь, а милостыню просить, – строго сказал сенсэй и молча вышел из спортзала.

Сёме ничего другого не оставалось, как облачится в наряд, честно отработавший свой век и, понурившись, отправиться за учителем. «Хорошо, что меня не видит Ванька Юдин. Это был бы последний день в моей жизни», – подумал Семен. «Замусоленная фетровая шляпа с широкими загнутыми полями, проеденная в нескольких местах молью, послужила бы для Ваньки объектом насмешек и розыгрышей на всю мою оставшуюся жизнь». С этими невесёлыми мыслями Вениаминов подошёл к машине, в которой уже сидели Равиль с шофёром.

– Садись на переднее сиденье, – скомандовал сэнсэй.

Машина тронулась.

– Подбирая тебе место для прохождения практики, я руководствовался несколькими принципами:

1. Место должно находиться недалеко от дома, чтобы ты легко мог добираться туда и обратно.

2. Оно должно быть проходным, то есть многолюдным.

3. Это должен быть перекресток, чтобы в случае каких-то непредвиденных ситуаций у тебя было пространство для манёвра.

Теперь главный тезис, который ты будешь отрабатывать и практиковать: в нашем мире у людей не хватает энергии даже на себя, не говоря уже о других. Поэтому тебе необходимо усвоить, что ты там никому не нужен и всем абсолютно безразлично как ты выглядишь. А негативные эмоции, обусловленные комплексом неполноценности, такие как чувство вины, обида и так далее происходят от собственной слабости. Вот мы и приехали.

Равиль вышел из машины, открыл багажник и вытащил оттуда старый деревянный табурет. Установив его возле ларька в грязном углу, оплёванном и закиданном окурками, со словами «карета подана» пригласил практиканта к новому рабочему месту. Бросив фетровую шляпу к ногам Семёна, и насыпав туда горсть монет, Равиль пообещал к концу дня за ним вернуться. Семён огляделся по сторонам. Справа от него стояло около пяти ларьков, торговавших всякой мелочёвкой, начиная от булавок, шнурков, ручек и заканчивая спиртными напитками. Слева – угол, повернув за который и пройдя примерно квартал можно было попасть к ступенькам метро. Немного не доходя до угла, находился пешеходный переход. На другой стороне улицы Семён увидел два больших магазина. Пешеходы группами и по одному проходили мимо, не обращая никакого внимания на страдальца. Если в толпе появлялись девушки или молодые женщины, Сёма, втягивая шею, прятал под фетровой шляпой от них взгляд. Вот, наконец, первый заработок. Пожилой дед, проходя мимо него, приостановился и, выудив из кармана пару монет, бросил их в шляпу Семёна. Потом подошли два бомжа, которые попросили занять им 10 рублей до завтра, но Сёма, поклявшись всеми святыми, сказал, что у него таких денег нет. Ещё был алкоголик, который просил Вениаминова спеть ему песню, и, не дождавшись, запел сам. Нескончаемый пешеходный поток равнодушно протекал мимо Семёна, но время от времени выплёскивал из своих недр то сердобольную душу, бросавшую монету в видавшую виды фетровую шляпу, то насмешника, то борца за нравственные устои, пытающегося пристыдить дармоеда. Вечером Семён со слезами на глазах подробно рассказал обо всём Равилю. Учитель подсчитал доход и поставил ему план на следующий день.

– Ты заработал очень мало – это не деньги. У любого действия йогина должна быть стратегия и цель. По сути дела, только этим он отличается от другого человека. Твоя стратегия на завтра – более эффективная работа с гордыней. Тактический приём для достижения стратегической цели заключается в тройном увеличении заработка. Ещё одно – ты не имеешь права покидать перекресток, что бы с тобой ни случилось.

На следующий день, закончив уборку в спортзале и прилегающей к нему территории, наш герой, взяв подмышку табурет, и облачившись в свою униформу, отправился на новое рабочее место. Люди толпами и по одному проходили мимо. Кто-то бежал в метро, на ходу впихивая в себя фастфуд и запивая его газировкой, кто-то спешил на работу, запрыгивая в уходящий автобус, кто-то бесцельно разгуливал, безразлично разглядывая всё вокруг. Сёма видел и наркоманов – они сразу выделялись из толпы своей неприкаянностью и неуравновешенностью. Что-то им не хватало для здорового, нормального ощущения жизни и равновесия. Только сейчас, глядя со стороны, Семён вдруг понял почему продавцы в магазинах своим намётанным глазом сразу отличали наркомана от обывателя. Даже если первый был прилично одет и имел при себе деньги, он всё равно каким-то образом выделялся из большого числа покупателей. День в целом прошёл спокойно. Семён не предпринимал каких-либо активных действий. Он внимательно наблюдал за происходящим и пытался не реагировать активно на свои внутренние переживания и ощущения. Конечно, гордыня и непомерное тщеславие пытались навязать своё возмущение, но все эмоциональные всплески Сёма плавно спускал на тормоза. Группа иностранцев азиатской внешности подошла к Семёну, чтобы с ним сфотографироваться. Несколько лет спустя Вениаминов много бы отдал, чтобы увидеть своё смущённое, обескураженное и перепуганное лицо на той фотографии. Мягкосердечные бабушки, а также седовласые дедушки, проходя мимо «попрошайки» и видя в нём своего внука или сына, вытаскивали из кармана монеты и, причитая, опускали в шляпу. Семён сделал для себя несколько выводов: в шляпу, где уже были монеты, зарплата шла быстрей; улыбка и хорошее расположение духа больше стимулировали людей к разговору и благотворительности, чем слёзы и кислое выражение лица; искренность и честность давали лучший результат, чем ложь и корысть. Если Сёма честно и искренне рассказывал о себе, то человек почти всегда бросал деньги в шляпу. А главное, что Вениаминова после такого общения не мучили угрызения совести. С горем пополам собрав небольшую сумму денег, условный бомж-попрошайка вернулся в свою обитель. Равиль внимательно выслушал отчёт о прошедшем дне и заключил, что день проведён пассивно и поставленная перед Семёном задача выполнена лишь наполовину. Подопечный пробормотал что-то невразумительное в своё оправдание, а потом спросил:

– Равиль, а почему наркоманы так сильно выделяются из толпы?

– Мне сложно пока тебе объяснить, потому что это надо «видеть». Энергетический кокон наркомана имеет грязно-жёлтый цвет, а сзади него стоит чёрная тень духа наркотика. Когда действие препарата или алкалоида заканчивается, дух наркотика приближается к телу, а когда совсем прекращается – он входит в него, выгибая и выкручивая всю энергоструктуру человека.

– А что значит «видеть»? – спросил Сёма.

Равиль, немного поразмыслив, сказал:

– Христос говорил, что вы будете смотреть и не видеть, слушать и не слышать. Вот, например, ты увидел костюм, и он тебе очень понравился. Внешне тот выглядит красивым и интересным, но если ты внимательно приглядишься к нему, то начнёшь не смотреть, а видеть. Тогда ты заметишь, что швы плохо обработаны, сшит костюм из синтетического материала, молния на брюках прострочена криво… Другой пример: стоит зелёное дерево. Ты начинаешь к нему присматриваться и видишь, что не совсем оно и зелёное, на нём есть сухие ветки, жёлтые листья и масса всякой неприглядной всячины.

В этот вечер Семён записал в своём дневнике, что быть «попрошайкой» унизительно и постыдно, и в этих практиках он пока не может уловить ни сути, ни смысла происходящего.

Так прошла неделя. Ежедневное сидение в грязном уличном углу больших подвижек в сознании Вениаминова не сделало до тех пор, пока не произошёл один курьёзный случай. К концу рабочего дня к Сёме на инвалидной коляске подъехал дед, обвешанный орденами и медалями. Он вытаращил на него безумные, свирепые от злости глаза и заверещал, как потерпевший: