– Всё в порядке будет, Михаил Александрович, – невольно улыбнулась… отчаянно стараясь не покраснеть от смущения. Видеть заботу собственного директора было очень уж непривычно. – Я постараюсь аккуратней.

– Надеюсь, – вздохнул рокер и, махнув рукой, все-таки ушел.

А я, отыскав в шкафу в коридоре резиновые шлепанцы, великоватые мне размеров так на пять, а то и больше, достала плеер из рюкзака. Включила его, попутно возвращаясь на кухню, открыла плейлист, недавно составленный благодаря «коварному клубу» и, включив первый же трек, сунула наушники в уши, принимаясь за уборку.

И настолько увлеклась, слушая голос Кипелова, попутно перекладывая остатки посуды в коробку, что совершенно не заметила, как пролетело время – когда кто-то коснулся моего плеча, я вздрогнула, выронив единственную уцелевшую тарелку! Естественно, дорогой белый фарфор удара о темный кафель просто не пережил.

– Милочка, ты кто такая, позволь узнать? – возле холодильника стоял… нет, не вернувшийся Михаил Александрович. А пожилая женщина в красивом, нежно-розовом брючном костюме.

Чуть полноватая, но безупречно подобранная одежда легко скрывала все недостатки. Короткие, ухоженные волосы каштанового цвета были завиты в аккуратные крупные кудри, сверху их слегка приминала шляпка в тон костюму, с длинным страусиным пером. На лице, покрытом редкими морщинами, почти не выделялся умелый макияж, а на руках, сжимающих сумочку и тонкие перчатки, виднелся аккуратный маникюр.

– Я… – невольно осеклась, чувствуя себя неловко под зорким, пристальным взглядом незнакомой дамы, которым она окинула меня с ног до головы. Торопливо вытащив наушники из ушей, я отложила плеер на барную стойку и неуверенно представилась. – Меня Ариной зовут.

– Надежда Станиславовна Алехина, – скупо произнесла дама, едва обозначив кивок. И сурово добавила. – Бабушка проживающего здесь молодого человека. А вот кто ты и что ты здесь сделаешь, потрудись-ка объяснить!

Ой, мамочки…

Соглашаясь помочь владельцу клуба и своему начальнику, меньше всего я ожидала, что встречу здесь его бабушку… Да еще и в отсутствии самого владельца квартиры!

– Это не то, что вы подумали, – вздохнув, поспешила я заверить родственницу своего директора. – Я просто работаю. У Михаила Александровича упал шкаф с посудой, вот и…

– Милочка, глупостей не говори! – перебив меня, фыркнула Надежда Станиславовна. Махнув рукой с зажатыми в них белыми перчатками, она сузила темные, умело подведенные глаза с редкими, едва заметными «гусиными» лапками в уголках. – Я прекрасно осведомлена о том, что у Мишеля есть домработница. В конце концов, я сама ее нанимала!

– Я… я о ней ничего не слышала, – невольно нахмурившись, с трудом выдавила я из себя. О чем мне сообщили сейчас, я действительно слышала впервые. И ясно помнила слова Олега Геннадьевича о том, что раньше осколки всегда убирала Анна Сергеевна! Значит… было что-то, о чем я не знала, но более того, не знала и бабушка моего директора. И сейчас она сощурилась уже совсем недобро, глядя на меня:

– Вот мне сей факт тоже очень интересен! И…

Договорить она не успела. За стенкой раздался короткий женский визг, затем громкий стук, а потом ругань. Очень уж знакомая!

И узнала этот голос, похоже, не только я одна.

– А у Анечки-то что там происходит? – всплеснула руками дама. Потянувшись к белой маленькой сумочке, висевшей у нее на локотке, она внезапно передумала. Стукнув перчатками по бедру, Надежда Станиславовна буквально приказала. – Стой здесь и не вздумай покидать квартиру до моего возвращения. С тобой мы еще после поговорим… и не дай бог отсюда пропадет хоть мелочь!

И ушла, бесшумно притворив за собой входную дверь, а спустя мгновение послышался щелчок запираемого замка.

Похоже, меня только что заперли в квартире собственного работодателя… заподозрив бог знает в чем!

Осознавать подобное было очень неприятно.

Настолько, что едва я присела на высокий стул, ладонями приглаживая выбившиеся из пучка пряди волос, глаза предательски защипало. Нет, я привыкла ко всякому. К тому, что меня не замечают. К тому, что относятся с пренебрежением и смотрят свысока. К тому, что грубят, указывают на разницу в положениях, тычут пальцем в происхождение и смеются над отцом-алкоголиком…

Но обвинения в том, что я не делала и никогда бы не стала, было уже слишком!

Настолько, что когда распахнулась входная дверь минут пятнадцать спустя, я уже торопливо вытирала выступившие-таки слезы.

– Арин, ты здесь? – байкер влетел на кухню прямо в ботинках, стягивая черную куртку с белой опушкой на ходу. И, едва взглянув на мое лицо, замер, тихо протянув. – Вот че-е-ерт…

– Я пойду, – соскользнув со стула, тихо ответила, соскальзывая со стула, стараясь не смотреть в глаза своего директора. Подхватив джинсовку, шагнула мимо, но Михаил Александрович неожиданно схватил меня за руку, останавливая.