Пока он приближался, его походка была легкой и неторопливой, а в выражении лица не было ни намека на тревогу или беспокойство, только лишь замешательство.

— Что происходит? Почему вы собрались здесь вместе, вместо того, чтобы работать? — спросил Стивен, глядя на двадцать пар глаз, устремленных на него, и еду для сегодняшнего ужина, приготовление которой было остановлено на полпути.

Он поймал мой взгляд, как будто искал ответ, и я с ужасом поняла, что он забыл. Как вообще такое было возможно? Это был самый важный день года среди кулинаров. Рождество, Сочельник, Четвертое июля и «Оскар» собранные воедино. Я говорила с ним по телефону прошлой ночью, но пытаясь не сглазить, я специально не сказала ни слова об «объявлении». И к тому же, наш разговор был сосредоточен на… более личном.

Но с тех пор, как Стивен заполучил статус шеф-повара, его внимание было отвлечено от ресторана в сторону других занятий. Только за последние два года он принял участие в различных телепрограммах на Food Network, разработал новую концепцию ресторана, которая должна была стартовать следующим летом на Южном Манхэттене, и придумал дизайн линии посуды для Williams-Sonoma (прим. Williams Sonoma — бутик кухонных принадлежностей, мебели и элементов дизайна для столовой и кухни. Williams Sonoma — это Rolls Royce на рынке посуды, кухонного оборудования и принадлежностей, аксессуаров и декора для кухни и столовой. Магазин Williams Sonoma основан в 1956 в Сан-Франциско США)

Это означало, что во время его отсутствия я оставалась, чтобы управлять повседневными делами в Brindille. Обязанность, которой я гордилась и к которой относилась с большим уважением. Ни что больше в наших отношениях не значило для меня больше, чем тот факт, что Стивен доверял мне все полномочия для самостоятельного приготовления постоянно меняющегося дегустационного меню. Ни один ингредиент не повторялся для отдельного заказа — личное достижение, которое раздвинуло мои границы и заставило меня стать более энергичной и изобретательной, чем когда бы то ни было.

— Гвен? — спросил он, опуская твердую руку на мое плечо. — Не хочешь объяснить?

Я открыла рот, чтобы напомнить ему о важности сегодняшнего дня, когда зазвонил телефон, прервавший меня. Когда никто так и не пошевелился, он спросил:

— Кто-нибудь собирается ответить? — еще один звонок нарушил звенящую тишину. Вздохнув, он провел рукой по седой щетине на лице и, прежде чем ответить, пропустил еще один пронзительный звонок.

— Спасибо, что обратились в Brindille. С вами говорит Стивен Дюран, — в его голосе звучало легкое веселье, несмотря на раздражение, прорезавшее черты его лица. Неожиданно он замолчал и, нахмурив брови, стал внимательно слушать.

Я отметила нечто, звучавшее, как немецкий акцент, пробивавшийся на линии, манера разговора человека была официальной и отрывистой, но слова были слишком негромкими, чтобы я могла что-то расслышать. Пот выступил у основания моей шеи, а мое сердце стучало, ударяясь прямо о ребра.

После чего-то, что чувствовалось как вечность, Стивен прочистил горло и сказал:

— Я понял. Спасибо, — он повесил трубку с резким щелчком, выражение его лица было нечитаемой маской.

Взгляды метались по кухне, но никто не осмеливался произнести хоть слово. Наконец Стивен сказал:

— Это был Ричард Бауэр из гида «Мишлен».

Улыбка растянулась у меня на лице, из меня наружу рвался триумф, за которым последовала какая-то невозмутимая эйфория, достойная су-шефа ресторана, который был только что удостоен высочайшей награды Мишлен. Проявление величайшего мастерства, которое было таким же неуловимым, как и восхождение на непрерывно растущую гору, вершина которой была постоянно недосягаема. Но после нескольких лет застоя мы сделали это, и Стивен, наконец, завладеет такой долгожданной мечтой.

— Прими мои поздравления!

Сокращая расстояние между нами, я притянула его для поцелуя, бабочки порхали у меня в животе. Весь персонал знал, что мы встречались уже более двух лет, и хотя Стивен предпочитал придерживаться строгих личных и профессиональных границ, в тот момент мне было все равно.

Но он отпрянул назад, его лицо выражало отвращение и гнев.

— Ты издеваешься надо мной, Гвен?

— Насчет звезды Мишлен? — спросила я, моя торжествующая улыбка дрогнула, когда волна смятения обрушилась на меня. «Почему он не был в восторге, не наслаждался успехом?» — Это прекрасно, Стивен.

Он оторвал мои руки от своей шеи, прижимая их по бокам.

— Ты просто невыносима, — его голос был жестким и холодным как камень, и он был полон презрения, которое ранило сильнее, чем его хватка. — Как ты смеешь!

Отпустив меня с такой силой, что я немного споткнулась, Стивен отступил от меня, все его тело вибрировало. В нем была какая-то дикая, незнакомая мне энергия, она мне не нравилась, не тогда, когда она была обращена на меня, не тогда, когда она оставляла следы от холодной ярости преданного человека, вместо его пылкого темперамента шеф-повара.