Дровосек сидел на траве, дожёвывая последний кусок Хранителя леса. Вид у мужика был довольный – глаза сыто блестели, по подбородку стекали остатки банкета.

– Где выход? – поинтересовалась я.

– Врата? – Он захихикал и указал грязным пальцем за домик. – Там.

Я поковыляла к цели. Дровосек настиг меня в три шага.

– Неужто не наелся? – прямо спросила я. Бок ныл, плащ пропитался кровью и лип к коже. Я ужасно устала и не смотрела куда ступаю – пожалуй, провалиться в пустоту было бы не так уж плохо.

– Я тебя провожу… – нахмурился он и, похоже, обиделся.

Врата, и правда, оказались недалеко от дома. Соединяли землю и свёрнутое в рулон небо, закрывая пустоту завесой из пульсирующих сгустков. Они переливались и играли, как безобидные пылинки в лучах солнца. Кружили в безумном танце, тянулись ко мне. Приглашали войти.

– Часть тебя останется здесь, – напомнил дровосек.

Точно. Дань. Её платят все.

Я попыталась успокоиться. Шумно выдохнула. Пошла вперёд и увидела…

– Извини, ты пень? – прямо спросила я.

– Я камень, ага, – ответил «пень». – Между прочим, минерал, очень полезный и волшебный.

– А так и не скажешь, – просипела я. – Отчего же ты такой серый?

– Бери выше, – треснувшим голосом ответил камень. – Не такой, а такая! Что думаю, то и говорю – а по четвергам приношу несчастье.

– Ну да, – заметила я. – Всё время на открытом воздухе: дождь, снег, птицы. Реальное несчастье. Тут посереешь.

Дровосек за моей спиной хихикнул.

– Я стерегу знак, – сообщила камень обиженно. – Угадай, какой и иди.

– Нечего и гадать, мягкий, – сказала я, и потеряла опору под ногами. Внизу разверзлась пустота: свистящая и холодная, одно бесконечное ничто. Мир содрогнулся, я ощутила горький запах безнадёжности. И поняла, что вишу над зияющей дырой, а мой заботливый спутник держит меня за капюшон, будто нашкодившего щенка.

– Смотри, куда идёшь, – с укором произнёс он.

– Спасибо, – на этот раз расщедрилась я.

Он улыбнулся мне и неожиданно притянул к себе. Его объятия застали меня врасплох, но оказались очень ласковыми, как и последовавший за ними поцелуй. Нежное касание губ с солёным привкусом крови. Неповторимым ароматом только что отнятой жизни. Я почувствовала приступ дикого, неконтролируемого голода, знакомый и ненавистный.

– Ты можешь остаться, – тихо сказал дровосек. – Возможно, тебе даже следует…

– Не хочу. – Я мотнула головой и уверенно отстранилась от него. – Кто знает, вдруг мне повезёт?

И я шагнула навстречу вратам. Сгустки расступились, темнота схлопнулась. И всё исчезло.

Я обошла кондитерский киоск и отправилась на площадь. Пустую. Не совсем, конечно. Были люди, пыль, шум, но не было… их. Запахи словно выветрились – стали тонкими и тусклыми. Впервые в жизни я вздохнула свободно.

Надо же! Мне действительно повезло. И больше, чем я могла рассчитывать…

Я слежу за ней давно. И я единственная, кто её видит.

Она сидит у окна и молчит. Створки открыты, ветер легонько колышет шторы и играет её волосами – длинными, тёмными. Такими же запутанными, как мои мысли. Я прячусь за барной стойкой и смотрю на неё сквозь перевернутые бокалы. Между нами – половина зала, четыре занятых столика, усталая официантка и кадка с фикусом. Сверкают хрустальные подвески на люстре, свет льётся мне на макушку и стекает на блестящий паркет. Мир ускоряется, кружится, скачет. Лица, улыбки, чашки на подносах, пустые стулья, меню с пёстрыми картинками, прозрачные бокалы… всё сваливается в безобразную кучу. И я вижу лишь её – девушку у окна. Остальное теряется, перестаёт быть важным. Жаль, что не исчезает. Тогда мы бы оказались вдвоём – она и я… Я и она. Лера…

Мне нравится, как звучит её имя, особенно первый слог. Хочется поймать этот звук, запереть у себя в мозгу и запустить по кругу, чтобы слушать бесконечно. Леру редко можно увидеть причесанной, обычно на её голове истинный творческий беспорядок. Волосы распущены и свободно спадают на спину, едва касаясь талии. Она часто их гладит – медленно, вдумчиво, перебирая прядь за прядью. Пожалуй, её волосы нравятся мне больше всего. Ещё Лера любит открытые окна, и всегда распахивает створки с яростным фанатизмом, будто ей не хватает свежего воздуха.

Она умерла в первый же месяц, когда меня определили сюда, в Центр красоты и здоровья «Илирия», райский уголок для богатых дамочек, млеющих от клубных карточек с надписью «вип». Мама вцепилась в своего брата Виталика мёртвой хваткой, у бедняги просто не было выбора. Знаю, он не хотел брать меня на работу, и до сих пор мечтает избавиться. Но у него нет шансов, с обязанностями помощника администратора я справляюсь отлично. За год ни одной жалобы от клиентов. Мама верит, что жизнь налаживается. Только при этом следит за мной, постоянно названивает моему врачу и прячет острые предметы. В квартире не найдется даже ножниц, а ножи надёжно заперты в ящике на кухне. Это глупо, на работе я могу взять что угодно, в том же маникюрном кабинете достаточно забавных вещиц.