Донну юную под лавром

Встретил я: лицо и кудри

До сих пор в моих глазах,

На какой ни спрыгну берег.

Скоро ли желанный берег?

Хладный огнь сожжет снега.

Сердцем тих, без слез в глазах,

Жду в теченье долгих лет,

Сединой упудрив кудри,

Единенья с дивным лавром.

Я бреду, как тень, за лавром –

Скоро, скоро Стикса берег:

Все белей, все реже кудри,

Солнце жжет, томят снега,

Время прочь стремит свой лет

У последних дней в глазах.

Столь красы, сколь есть в глазах,

Изъявленной жестким лавром,

В беге прежних, наших лет

Не найдешь: облазь весь берег!

И, как луч палит снега,

Жгут меня златые кудри.

Вдруг исчезнут прежде кудри,

Чем замечу страсть в глазах,

Где все ночь и все – снега, –

У подруги, ставшей лавром:

Я хочу увидеть берег,

Коль не вру, уже семь лет.

Ты, родясь чрез тыщу лет, –

Мысли те ж, иные кудри –

Знай: и я топтал сей берег,

Состраданья ждал в глазах,

Здесь, под росшим чинно лавром,

И сгорал, смотря в снега.

Злато и топаз в снега

Кинь: все блеск кудрей в глазах

Ярче их! Скорей бы берег!

Когда бы ей покинуть этот мир

Пришлось чуть до… Ну, словом, ране срока…

Когда б (а сомневаться в том – жестоко)

Ее потом приял блаженных клир!

Будь там она, где Марс лучит в эфир, –

И Солнце стускнет для земного ока:

Ведь вкруг нее, прибывшей одиноко,

Достойных душ тотчас возникнет вир.

Уйдет она за Марс – тотчас Луна,

Венера, Солнце, Марс – теряют в свете:

Всех этих звезд сиятельней она.

С Сатурном у нее ничто в предмете,

Но коль взлететь к Юпитеру должна –

С ней в блеске не поспорить ни планете.

Чем боле приближаюсь я ко дню,

Что обрывает горести земные,

Тем легче мчат назад часы шальные,

Тем мене уповаю я и мню.

Вы, помыслы о страсти, сохраню

Недолго вас: как ковы ледяные,

Плоть тает, отходя во дни иные,

Когда истому на покой сменю.

А вместе с плотью тает обольщенье,

Так вызывавшее в уме моем

Веселье, горечь, страх иль возмущенье.

Увидим скоро, как другой, с умом,

Закрутит жалких дел коловращенье

И так же станет плакать ни о чем.

Звезда Любви затеплилась в ночи

Востока, между тем на небосклоне

Другая, неприятная Юноне,

Льет с севера блестящие лучи.

В тот час, когда от сна встают ткачи

И босиком бегут раздуть огонь, и

Любовники, и неженки, и сони,

Струят из глаз соленые ключи, –

Та, коей рядом не было в помине,

Явилась вдруг, для сердца – не для глаз,

(Их сон смыкал, а ране – рыд потряс),

Пришла, какой я не видал доныне.

Она сказала: Ты скорбишь? Вот раз!

Ведь я жива – чего же ты в кручине?

О Феб! Коль жив в тебе твой нежный пыл,

Тебя сжигавший в Фессалийской пади,

И милые блондинистые пряди

Ты за грядою лет не позабыл, –

Не дай, чтоб злых времен холодный ил,

Затем что этот век с твоим в разладе,

Лавр оболок честной, какого ради

Вслед за тобой я душу погубил.

Ты силою любви святого дара,

Дар, каковой в унылой жизни – друг,

Очисти мир от странного кошмара.

Удивлены, тогда увидим луг

И в нем – она, укрытая от жара

Под сенью собственных своих же рук.