И нынешние книги,

Ты ведал, духом пьян,

И Ромуловы миги,

И Августа, что стал

Трикраты увенчан.

Сколь часто кровь граждан

Рим проливал нескупо, –

Ты знаешь, но не щедрость днесь

Нужна, чтоб встать за честь

Земли, попранной тупо:

Чужда Исусу спесь!

Пусть те, кому тьма – имя,

На силу уповают глупо, –

Зане Христос – не с ними.

Припомни Ксерксов пыл

Нести брегам сим – бремя,

А сим водам – мосты.

О Саламины время!

Царь женок облачил

В дым траурной тафты.

Не эти маяты

Царя и дни унылы

Нам прочат хор счастливых ден, –

Но дивный Марафон,

Но горды Фермопилы,

Но слав недавних звон!

Так вверим же, ей-богу,

Дни наши, помыслы и силы

Создавшему нас Богу!

Ты, песенка, узришь

Италью, брег счастливый:

Пусть это будет не пейзаж,

Нет, но – Любовь, чей раж

Дух горячит ретивый, –

Таков обычай наш!

Лети ж в соседстве с теми,

Кто, дамы вдалеке ревнивой,

Начало даст поэме!

Зелен, черно-лилов у любимой покров

Или ал, как коралл или лал, –

Злата кос дорогих нет у разных других,

И лишила она сердце воли и сна,

И дороги уму больше нет ни к кому,

И душе – иль не быть, иль вовек не избыть

Сладких грез и томительных слез!

Путь мой, вправду, суров: иногда я готов

Жизни бал, где счастлив не бывал,

Кинуть ради иных благ, отнюдь не земных,

Но земная весна – ощущенью дана,

Мысль о смерти саму прогоняет во тьму,

И любовная прыть, и желанье винить

Тер пят снос от волос ее кос.

От Амура даров я весьма нездоров:

Подустал, рай же все не настал.

Лишь один вижу спих со страданий моих:

Болью умудрена, в ней проснется вина, –

У себя на дому гнев и гордость приму,

Чтобы кротко отмстить ей и душу излить,

Словно пес, что все муки изнес.

В год средь черных годов взял я принял под кров

Черный тал ее глаз, их овал,

И божок из лихих наделил мне от них

Сердце мукой без дна, и душа влюблена,

А зачем, не пойму, – в ту, что веку сему

Взглядов дивная сыть, – а она, может быть,

Камень бос, не боящийся рос.

Плачьте, пятна зрачков, – приговор ваш таков:

Ваш провал жгучей муке предал

Сердце крепей былых, где пожар все не тих,

Где гуляет одна вожделенья волна, –

Оттого, потому там не жить никому, –

А чтоб можно в ней жить – надо душу отмыть

Роз алей, зеленей юных лоз.

Дичь здоровых голов – вот мой мысли улов:

Потерял коли прежний накал,

Пусть последний твой штрих будет сталью под дых, –

Если смерть от рожна в самом деле красна

От того и тому, кто в любовном дыму

Ищет жизнь удушить, чтоб посмертно зажить,

Словно босс, средь небесных колес.

Точки дальних миров! Иль от ваших дворов

К нам попал этот дивный фиал,

Полн лучей неземных, – лавр в сияньях сквозных,

И чиста, и честна, и всегда зелена,

И бесстрастна к тому, что душе ни к чему:

Молньям в ней не ходить, ни ветрам не блудить, –

Лавр-колосс, что в пустыне возрос!

Пусть предмет мой таков, что любой из певцов

От похвал, спетых к ней, бы схудал.

И поэтов таких, чей бы в жилу был стих

Нет, и память одна удержать не вольна

Совершенств этих тьму и в очах по уму:

Чтоб тюрьму затворить, где ей славу творить

Под разнос должен я, ибо спрос

Ваш удовлетворить бы не смог, а корить –

Так вам просто не станет вопрос.

Холодней, белее снега,

Что не знал палящих лет,