— Как скажете… — ответил я удивленно. — Это я вам определённо обещаю.

— Благодарю вас, это была очень интересная и познавательная беседа, — Александр Анатольевич отложил блокнот. — Вот вам пропуск на выход. Если что-то еще припомните — звоните, не стесняйтесь, вот визитка.

Он протянул мне невзрачную бумажку с печатью — пропуск и стандартную визитку без логотипа.

«Александр Анатольевич Вассагов» — ни должности, ни звания.

— Знаете, еще один момент…

— Что?

— День, условно говоря, назад в дом к семье Марамоевых явились два человека, представившихся сотрудниками Службы Безопасности и предъявивших соответствующие удостоверения…

…Один из СБ-шников был, хочется верить, высокий, умный, красивый, мужественный и сексуальный мужчина в самом расцвете сил. Правда, его немного портили тонтон-макутовские черные очки на пол-лица и мерзкие усики. Другой — на первый взгляд, невзрачный, невысокий, лысоватый, в потертом мятом костюме. С серой папочкой под мышкой, и сам какой-то серый, но отчего-то очень пугающий.

Они синхронно взмахнули в воздухе удостоверениями и отработанным жестом убрали их в карманы, не дав разглядеть.

— Служба безопасности, лейтетан Блаблабланов и капинант Дырбырдырзов… — впоследствии растерянные Марамоевы так и не смогли толком вспомнить, как именно представились пришедшие.

— Вам известен некий Евгений Продулов? — сурово спросил тот, что повыше.

— Э… да, слушай… — сказал старший брат Марамоев.

— Мы его как раз ждем… — начал было младший, но подоспевший глава семейства быстро и незаметно ткнул его кулаком в спину. Младший заткнулся, выпучив глаза.

— Ждете? — прищурился высокий СБ-шник, а низенький, раскрыв папку, достал ручку и что-то там написал. Вроде бы обычное действие, но от того, как он это сделал, по спинам Марамоевых внезапно пробежал мороз. Очень страшный какой-то был этот низенький.

— Э, слушай, не то чтобы ждем…

— Не ждем, слушай, совсем не ждем! — поторопился исправиться младший. — Шайтан его разбери!

— А в чем, собственно, дело? — пытаясь держаться уверенно, спросил глава семейства, оттесняя в сторону сыновей.

— Вопросы здесь задаем мы, — тихо, но веско сказал низенький голосом таким же серым и страшным, как он сам.

— Есть сигналы… — высокий СБ-шник показал пальцем куда-то наверх. — Есть сигналы, что вы неоднократно контактировали с Евгением Продуловым. Это так?

— Э… ну как контактировали-шмантактировали…

— Отвечать! — в тоне серого лязгнули затворы расстрельной команды.

— Э… не надо так страшно говорить, слушай! Знаем такого… Совсем немножко знаем! Совсем чужой человек, совсем! — старший Марамоев побледнел и прислонился к стенке, чтобы не упасть.

— Есть подозрения, что он связан с… неважно, — высокий покачал головой. — В очень нехорошие дела вы влезли, очень… За это знаете что бывает?

— Что? — обмирая голосом спросил младший.

— По всей строгости, — непонятно, но очень зловеще сказал низкий.

— Не надо по строгости! — заторопился Марамоев-старший, — совсем не надо! Мы не причем! Мы не знали, слушай!

— Так вы утверждаете, что не имели информации о…

— Не имели, мамой клянусь! Никогда никого не имели и иметь не будем!

— И вам нечего рассказать органам?

— Нечего, слушай, совсем нечего!

— Чистосердечное признание облегчает душу, — сказал низкий своим жутким серым голосом. — Подумайте об этом до вечера…

Он закрыл папку с сухим хлопком твердого картона, от чего семейство Марамоевых нервно вздрогнуло. СБ-шники развернулись и молча вышли вон.

— Чтобы духу здесь больше не было этой задницы осла, этого Продулова! — держась за сердце, сказал сыновьям Марамоев-старший.

Чото был спасен.

— Почему до вечера-то? — спросил я Филимона Самигина, актера местного драмтеатра, чьей помощью я беззастенчиво воспользовался.

— Не знаю, Антох, — легкомысленно отмахнулся тот, выйдя из образа. — Роль требовала.

Филя — сильно пьющий и довольно неказистый труженик региональной Мельпомены. Вершиной своей театральной карьеры он мог считать разве что роль репки на детском утреннике. Однако тринадцатого июля в нем проснулся талант. Его имперсонализации стали так совершенны, что Станиславский ему бы не то что поверил — уверовал бы, покаялся и принял постриг. На представлениях Филе приходилось умерять свою убедительность чтобы Дездемона — бальзаковского возраста прима Нинель Козолупова, — не обсиралась с испуга при виде этакого мавра. За бутылку хорошего вискаря Филимон охотно согласился предоставить напрокат накладные усы и немного грима, а заодно и сыграть архетипического чекиста эпохи черных воронков. Как по мне, вышло даже слишком натурально — но талант есть талант.