– А что еще я могу приказать ему? – не сдержав любопытства, спросила я шепотом у Хорвека. – Может, не стоило угрожать ему и злить? Я бы просто приказала провести нас…

– Твои чары слишком просты для того, чтобы отдавать такие приказы, - вполголоса ответил он мне. – Тебе не по силам подчинить его разум полностью. А что, Йель, колдовство уже не кажется тебе столь уж отвратительным?

Я промолчала, не зная, что ответить – договор, который заключил Хорвек с оборотнем, был не из тех, что можно принять с легким сердцем. Но что я могла сказать бывшему демону? Человеческие жизни, которые он так легко предложил Эйде, в его глазах не стоили ничего, и он безо всяких сомнений совершил сделку, которая должна была принести столько горя Таммельну… Быть может, иногда чары и впрямь становились меньшим злом? Или же так говорили себе все те, кто ввязывался в колдовские дела – а затем, сами того не замечая, становились бездушными чудовищами, ничуть не отличавшимся от оборотней и демонов?..

Мы шли к склепу по пути, который указывал Хорвек, знавший здешние могилы как никто другой. Эйде принюхивался, фыркал, что-то бормотал себе под нос, и совершенно по-собачьи прислушивался к каким-то далеким звукам, склоняя голову набок. У склепа он внезапно расчихался, а затем воскликнул:

– Мертвый огонь и паленая шерсть! Это то самое место, где подожгли шкуру моей матери!

– Твоей матери? – переспросила я, похолодев и сбившись с шага.

– Не бери в голову, Йель, - Хорвек не дал оборотню произнести ни слова. – У этих созданий не в почете родственные связи. Если его почтенная матушка будет подыхать с голоду, он не поделится с ней и обглоданной костью. Не думай об псах-оборотнях как о людях – они взяли и от звериной своей части, и от человеческой худшие качества. Как звери они не помнят родства, как люди – неблагодарны. Вновь начнешь визжать, что я лгу, щенок?

Но Эйде лишь угрюмо огрызнулся: «Человеческая падаль!» и покорно последовал за нами в склеп. Мне подумалось, что грубое обращение Хорвека с ним имеет какой-то потайной смысл – бывший демон словно показывал, кто здесь хозяин, укрощая оборотня.

– Может, следует быть с ним мягче? – вновь я потянулась к уху Хорвека, зажигающего небольшой фонарь. – Ведь Эйде может обозлиться и завести нас в ловушку!..

– Дай ему карту, Йель. Проверим, умеет он читать духовы знаки или же это было пустое хвастовство! – громко произнес Хорвек, а затем, понизив голос, сказал:

– Ты совсем не знаешь… оборотней. Они не понимают, что такое доброта, и считают ее признаком слабости и ничем более. А слабых их законы велят уничтожать. С Эйде нельзя говорить по-другому. К тому же… - тут он умолк и вздохнул, точно вспоминая какое-то постигшее его в прошлом разочарование. – К тому же, и люди, и нелюди устроены одинаково – им всегда кажется, что когда дело будет вовсе дрянь – они сорвутся, взбесятся и уж тогда-то их не остановят никакие цепи, решетки и страх перед смертью. Все хотят верить в чудеса и в собственные сокрытые до поры, до времени невероятные силы. Пока надежда есть – возможен бунт. А наш юный помощник уже понял, что даже если от гнева у него лопнут глаза, он все равно не сможет освободиться от моей воли. И подумает трижды перед тем, как рискнуть.

– Но те, кто побеждал зло, всегда были храбры, - мне отчего-то совсем не понравились рассуждения бывшего демона, который, как мне показалось, говорил не об одном лишь оборотне. – Пусть даже они при этом жертвовали своей жизнью…

– Те, кто проигрывал злу, тоже бывали храбры, - хмыкнул Хорвек. – Знаешь, ведь я убивал весьма мужественных и благородных противников. И их смерть ровным счетом ничего не изменила в этом мире.

«….А потом сам очутился заточенным в подземелье, камни которого нельзя было разрушить, даже если сердце рвалось на части от ненависти и желания отомстить», - подумала я, не решившись ничего ответить вслух, несмотря на то, что соглашаться со взглядами Хорвека на мироустройство мне отчаянно не хотелось. В каждом слове, которое он произносил, сквозила уверенность в том, что победа добра над злом, как и зла над добром – это всего лишь случайность.

Оборотень Эйде тем временем кружил по склепу, принюхиваясь и скребя ногтями камни. Он не мог знать, что здесь расположен вход в подземное королевство, и должен был отыскать его своими силами. Карта в его руках светилась все ярче, словно имущество господина Подземелий предчувствовало, что вернется туда, где было создано. Наконец Эйде добрался до пустой гробницы, запустил туда жадные руки, нашаривая что-то на дне, а затем торжествующе воскликнул:

– Это здесь! Вход спрятан тут!

– Он и правда читает карту! – обрадованно шепнула я Хорвеку. Меня не покидало странное ощущение, что я несу ответственность за оборотня, и окажись тот лгуном, гнев Хорвека частично пал бы и на мою голову.

Эйде, довольно хихикая, исследовал узоры на дне гробницы – ему не нужен был свет фонаря: в темноте оборотень видел ничуть не хуже, чем при свете солнца. Наконец он привел в действие механизм, сверяясь с тайными письменами на карте, и расхохотался – звук этот вновь походил на лай.

– А ты, падаль, сомневался во мне! – крикнул он Хорвеку. Это было красноречивейшим свидетельством того, что Эйде поддался на уловки Хорвека и теперь, вместо того, чтобы пытаться сбежать или навредить нам, желает показать себя в лучшем свете перед насмешничающим врагом.

– Эту дверь мы бы открыли и без тебя, - Хорвек был все так же высокомерен. – Не хвались, пока мы в начале пути. Посмотрим, хватит ли тебе ума на то, чтобы добраться до дворца.

Оборотню оставалось только в очередной раз зарычать: тон бывшего демона был отменно неприятным. Мы по очереди принялись спускаться по каменной узкой лестнице, которая не понравилась мне в этот раз еще больше, чем в предыдущий. При свете фонаря было хорошо видно, как узок этот коридор, и низкий свод словно давил на меня каждым своим старым камнем.