— Мог бы, — утирая пот со лба, согласился Филипп. Его бока тяжело вздымались, спина лоснилась от влаги — брюнет сражался наполовину обнаженным, в одних домашних брюках. — Только Дария не предупредила.

Герцог отмахнулся: отговорки, и поднялся мне навстречу.

— Ты вообще ничего не делаешь. Жену прикажешь тоже мне тебе искать? Пора бы остепениться, а не прыгать по клубам и борделям.

Филипп заскрежетал зубами, но стерпел и это. Отец для него теперь тринадцатый Вседержитель.

Присела в реверансе, приветствуя его светлость.

Родриго улыбнулся — холодно, по-светски, и подошел поцеловать руку. Затем ловко ухватил под локоток и усадил на диван.

— Филипп сейчас придет, только приведет себя в порядок, — извинился герцог и нетерпеливо кивнул сыну: иди, мол, неприлично перед дамой в таком виде ходить. — Он готовится к отъезду, вспоминает навыки ближнего боя.

Кивнула, догадываясь, что Родриго вовсе не собирался развлекать светской беседой. Так и вышло. Стоило Филиппу уйти, как герцог устроился вполоборота ко мне и спросил:

— Надумали с помолвкой?

Признаться, опешила. Я успела забыть о давнем разговоре.

— Завтра крайний срок, — напомнил Родриго, нервно барабаня по колену. — Лучше бы Фил, — за все время он впервые использовал уменьшительное, домашнее, имя, — уехал без кольца. Просто скажите, что госпожа, а не невеста, все поймут.

— Но я не госпожа…

Право слово, что за работорговля!

— Госпожа, — покровительственная улыбка тронула уголки губ герцога. — Он ваш должник, значит, вы госпожа. Вот и скажете, что Филипп три года обязан вас ублажать. Обычная практика, мужчины отдают долги чести не только женщинам.

— Хорошо, я подумаю, — кивнула, а сама гадала, правильно ли поступаю, не наврежу ли себе и брюнету.

Филипп, конечно, сволочь, но ссылка на войну — достаточное наказание. Унижать, оскорблять — увольте!

Искоса глянула на Родриго. Под маской отца скрывалось чудовище. Как можно выставить собственного ребенка на посмешище? Или очередной урок? Как успела понять, навсеи любят бросать в воду. Выплывут или нет, уже не их забота.

— Подумайте сегодня, — с легким напором ответил Родриго. — Или, — издевательская усмешка, — вам легче думать с изумрудами в ушах? Извольте, хоть с головы до ног усыплю.

Странная щедрость, еще больше подталкивающая к мысли пойти наперекор воле герцога. Какую гадость он задумал?

Герцог открыто признал, что хочет наказать сына. И вот, видимо, обдумал, как все организовать. Сдается, дело не в разрыве помолвки, Родриго задумал нечто жестокое, раз предлагал самоцветные горы. А вдруг все закончится смертью? Герцог слов на ветер не бросает, раз говорит, у него нет наследника, значит, так и есть. Вряд ли Филипп смиренно воспримет лишение наследства, значит, от него нужно избавиться, а меня сделают пособницей убийцы. При мысли об этом кровь стыла в жилах. Стало очень-очень холодно, руки меленько задрожали, покрылись «гусиной кожей». Сердце забилось с натугой, будто ему приходилось пробиваться через толщу льда.

— Что с вами, миледи? — встревожился Родриго и поспешил набросить на плечи пиджак.

Атласная подкладка скользнула по коже, словно змея. Такая же гладкая, холодная. Или для меня от всего сейчас веет холодом?

Укуталась в пиджак, но дрожь не прошла. Сама не понимаю, почему. Пылкое воображение на такое не способно. Заболела? Но я точно не простыла.

— Миледи? — Герцог придвинулся ближе и накрыл ладонями руки. — Вызвать лекаря? Вы такая бледная!

— Умру, погибнет последняя наиви, — грустно констатировала я и вздохнула. — Зато всем станет хорошо.

Родриго покачал головой. Не согласился.

А я… Жить совсем не хотелось, такая тоска вдруг накатила. Подойти бы к окну, открыть и шагнуть вниз. Счастливое избавление! Конец обману, тайнам, играм и роли марионетки.

— Зачем вам погибать? — Я не на шутку напугала герцога, иначе отчего он рыкнул на вернувшегося сына, велев принести настойку страстоцвета, а сам крепче сжал пальцы и начал поглаживать. Только вот привычные действия не возымели прежнего эффекта. Холод медленно, но верно сковывал члены. Мысль о самоубийстве казалась все слаще. — Вы такая молодая, красивая, свет на Филиппе и Геральте Свейне не сошелся. Ну не верю, будто во всем Веосе не найдется достойного кавалера.

— Вы хотели сказать: хозяина.

Тоска мертвой хваткой вцепилась в горло, дрожь все не проходила.

Уйти навсегда, захлопнуть дверь.

— Можно вас обнять? — неожиданно спросил Родриго.

Не думая, кивнула. Лишь бы не объясняться.

Герцог придвинулся вплотную и заключил в объятия, поглаживая по спине. Он шептал, какая я хорошая, красивая и еще кучу разной чепухи. Не прерывая странного занятия, Родриго забрал из рук сына рюмку с прозрачной жидкостью и поднес к моим губам.