Некоторое время Аннет наблюдала за его манипуляциями, а затем с максимально возможным в такой ситуации спокойствием поинтересовалась:

– Что вам от меня нужно?

Толстые пальцы Швица, приминающие табак в трубке, замерли.

– Пришла в себя, сестренка, – радостно констатировал он.

– Что вам нужно? – Аннет повторила вопрос, хотя голос перестал повиноваться и прозвучал жалко.

Швиц нахмурил мохнатые брови и почесал залысину, словно размышляя, стоит ли отвечать, а потом снизошел:

– Лично мне от тебя ничего не надо, сестренка. А вот заказчику требуется, чтобы ты кое-что сделала.

Швиц чиркнул длинной спичкой и задымил. От едкого запаха табака накатила тошнота, и тогда Аннет кое-как поднялась на колени. Сделав несколько судорожных вздохов, она справилась с дурнотой и похвалила себя за самообладание. Ничего, она вывернется. Не впервой. Она репликатор. Сейчас что-нибудь придумает. Соберется с силами, призовет свой дар и создаст реплику… пистолета? И застрелит Швица.

Нет, не выйдет. Она никогда не держала пистолета в руках и понятия не имеет, как он устроен. Да и реплику пороха создать невозможно, если ты не пиромансер. Нужно что попроще, хорошо знакомый предмет. Молоток, например. Стукнуть негодяя по темечку и сбежать. Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, но тут кулак сильно толкнул в плечо, и она опять повалилась на спину.

– Давай договоримся, голуба, – миролюбиво произнес Швиц. Теперь он возвышался над ней и смотрел сверху вниз. Утонувшие под бровями глазки шарили по ее ногам. – Я знаю, что ты эта, как ее… репликатор. Только попробуй начать колдовать, и я в два счета выбью из тебя дурь. Лежи себе тихохонько, и все обойдется.

Аннет не послушалась: лежать, как подбитый заяц, было унизительно. Она опять поднялась и села на колени. Швиц вернулся на свой ящик и продолжил пыхтеть трубкой. Откуда он знает, что она репликатор? А вот откуда: он сидел в кустах рядом с бутылкой-аттракционом и видел, как она сотворила реплику лестницы.

– Меня сейчас стошнит, – сдавленно сообщила она. – Выпустите меня на свежий воздух

– Нет, – мотнул головой Швиц. – На вот тебе платок.

Он положил трубку на пол и взял в руки сумку, ту самую, которой Аннет пыталась отбиваться при нападении. Швиц неторопливо открыл ее, порылся, но платка не нашел. Выудил запасные очки Аннет и покрутил в руках.

– Твои? – поинтересовался он. Аннет сглотнула и кивнула.

Кряхтя, Швиц приподнялся и аккуратно нацепил очки Аннет на нос, при этом задев ее щеку липкими пальцами. Девушка содрогнулась. Швиц, как ни в чем ни бывало, уселся на место.

– Зачем вы хотели убить меня на дирижабле? – спросила Аннет. Она надеялась болтовней усыпить его бдительность.

– Прости, сестренка, – искренне извинился Швиц. – Заказчик мне потом чуть башку не оторвал. Просьба была убрать тебя так, чтобы комар носа не подточил. Я поторопился и чуть все не испортил. Зашел в салон, смотрю, спина твоя в окне торчит, рядом никого… ну как было пройти мимо? Хотел по-быстрому с делом покончить. Сильно я был на тебя сердит, кстати. Ты чего полезла ко мне в столовой? Я бы и без тебя с Беллой разобрался. Она бы позлилась немного, да и оттаяла, а ты меня на посмешище выставила. Обидно, понимаешь. А я парень горячий, легко из себя выхожу. Жалею потом.

– Белла? – туповато переспросила Аннет.

– Ну да, девчонка моя, подавальщица на «сосиске», – пояснил Швиц, весело пыхнув трубкой.

Аннет догадалась, что под «сосиской» он имел в виду дирижабль. Белла? Его девчонка?

– Она что, ваша подружка? – кисло уточнила она.

– Да я о том и толкую, – нахмурился Швиц и хлопнул рукой по жирной ляжке. – Белла заводная, но жадная. Обиделась, понимаешь, что я ей колечко с изумрудом не купил, вот и дулась. Разыгрывала из себя недотрогу. А тут удачно все получилось: я как раз подрядился за тобой следить и на «сосиску» попал, где она служит. Что ж, думаю, работа работой, но шанс нельзя упускать. Хотел с Беллой помириться, да ты вмешалась. Ей потом нагоняй от старшого был за скандал в благородном обществе. Не стоило тебе вмешиваться в чужие отношения, сестрица, – нравоучительно закончил он. – Как сказал поэт, «в чужую жизнь не лезь ты дланью грязной, не разобравшись, чья вина».

– Какой, к дьяволу, поэт?! – вскричала Аннет, чувствуя, как голова идет кругом.

– Не ругайся, барышне не пристало, – обиделся Швиц. – Какой поэт... такой, Горациус Анненский, конечно. Ты что, голуба, в школе не училась, что ли? Классику надо знать.

– Где мы находимся? – Аннет попробовала зайти с другой стороны.

– В надежном месте. Тут тихо и безопасно.

– Кто ваш заказчик?

– Скоро сама увидишь, – ухмыльнулся Швиц.

– Зачем ему моя смерть?

– Теперь незачем, – пожал плечами негодяй и разъяснил: – Сначала заказ был тебя убрать. Взялся я за него безо всякой охоты. Я человек чувствительный, крови не выношу. Как кровь увижу, – Швиц поморщился, – так у меня в голове помутнение делается. Плохая вещь при моей профессии, что и говорить. Но ничего не попишешь. Пистолет, нож я не использую. Веревка, дубинка – другое дело. Думал несчастный случай подстроить, да потом лень стало возиться. К чему? За тебя обещали хорошо заплатить. Сделаю дело, уеду с Беллой к морю, и ищи-свищи меня, полиция. Да не волнуйся ты так, – успокоил Швиц, заметив, что Аннет при его словах стала судорожно хватать воздух ртом. – Заказчик намедни разнюхал, что ты репликатор, и сразу заказ изменил. Теперь ты живьем нужна. Наколдуешь одну вещь, какую велят.

– Какую вещь? – одеревеневшими губами спросила Аннет.

– Старинную, – коротко усмехнулся Швиц. – Она несметные богатства открыть может.

– А потом? Вы меня убьете?

– Ну, это уж как прикажут, – уклончиво ответил Швиц. – Может, договоришься с заказчиком, умаслишь. Понимаю ведь, помирать никому неохота. Я человек подневольный. Зла на тебя не держу. Помнишь стих? «Ты за добро добром всегда получишь плату, а зло убыток лишь несет». Тоже Горациус Анненский, кстати. Толковый был парень! Жаль, с размерами у него порой беда. Ямб не всегда идеальный, да и хорей подкачал. Я-то больше дактиль предпочитаю, как у Викториуса Бульмы. У меня дома все его сочинения на полочке в гостиной стоят, вот как! А вот стихи отца-основателя, Жакемара то бишь, не люблю. Непристойные они.