2

Менее ясен литературный генезис антинигилистического романа. Здесь неизбежно встает все еще не решенный вопрос о традициях и характере их использования, вопрос о том, какие литературные явления прошлого и современности лежат у истоков этого процесса. Вплоть до 1930-х гг. в критике и историко-литературной науке этот вопрос решался по преимуществу в том смысле, что основоположником антинигилистического романа следует считать Тургенева. Напомним, что в самом конце этого периода такой точки -зрения придерживался известный специалист по Гончарову и Тургеневу А. Г. Цейтлин. Согласно предложенной им классификации, антинигилистический роман в зависимости от основных приемов его сюжеторазвертывания подразделяется па три разновидности: психологическую ("Отцы и дети", "Дым" и "Новь" Тургенева; "Марево" Клюшникова; "Обрыв" Гончарова), бытовую ("Взбаламученное море" Писемского; "Некуда" Лескова; "Поветрие" Авенариуса) и авантюрную ("Панургово стадо" и "Две силы" Крестовского; "На ножах" Лескова). При этом исследователь не делает никаких оговорок в отношении Тургенева. Принадлежность последнего к аптинигилистическому лагерю в качестве некоей главенствующей в нем величины подразумевается им как непреложный, само собою разумеющийся факт, не нуждающийся в особых комментариях. [16]

В дальнейшем отношение к Тургеневу становится более осторожным. Так, например, в статье В. Г. Базанова все еще утверждается: "После появления в "Русском вестнике" "Отцов и детей" Тургенева путь к антинигилистическому роману был окончательно найден". [17] Вместе с тем в той же статье уже говорится о том, что писатели-антинигилисты в основном заимствовали у Тургенева лишь приемы шаржировки, применявшиеся им при изображении нигилистов низшего разбора (Ситников, Кукшина). "Образ Ситникова, - пишет В. Г. Базанов, - <...> превратился в центральную фигуру антинигилистической беллетристики <...> В данном случае, конечно, нельзя отрицать связи "Отцов и детей" Тургенева с реакционно-охранительными романами Писемского, Лескова, Клюшникова и Крестовского, с тон только оговоркой, что образ Ситникова для Тургенева не олицетворял всего "молодого поколения"; типичным выразителем идей и чаяний "новых людей", по Тургеневу, был Евгений Базаров, а не юродствующий "нигилистик" Ситников, исказивший до неузнаваемости идеи базаровского "нигилизма"". [18] Проходит еще некоторое время, и имя Тургенева в развернутых характеристиках антинигилистического романа вовсе перестает встречаться. [19]

Таким образом, связи антинигилистического романа с творчеством Тургенева трактовались в течение последнего полувека по принципу убывающей прогрессии. Наметилась тенденция сначала к известному обособлению, а затем и к полной изоляции тургеневского романа от антинигилистической беллетристики. Такая эволюция была естественной - она гармонировала с провозглашенным в литературоведении отказом от вульгарно-соцнологп-ческой догматики, тормозившей его нормальное развитие, с общей эволюцией в оценках всего классического литературного наследия, с ростом уважения к нему. Но свободные от методологических пороков, свойственных некоторым тургеневедческим работам предшествующей поры, концепции, выдвинутые в статьях В. Г. Базанова и Ю. С. Сорокина, не безупречны в другом отношении.

Оба автора по существу игнорируют общеизвестные и притом неоднократно подтверждавшиеся самим Тургеневым факты, свидетельствующие о его независимом от личной доброй воли участии в становлении антинигилистического романа. "Выпущенным мною словом "нигилист", - писал он в своих воспоминаниях, воспользовались тогда многие, которые ждали только случая, предлога, чтобы остановить движение, овладевшее русским обществом. Не в виде укоризны, не с целью оскорбления было употреблено мною это слово; но <...> оно было превращено в орудие доноса, бесповоротного осуждения, - почти в клеймо позора <...> на мое имя легла тень <...> эта тень с моего имени не сойдет". [20]

Авторы названных статей не учитывают в должной мере спекулятивно-потребительского отношения писателей охранительного лагеря к современной им большой литературе. В результате вне поля зрения исследователей оказывается совокупность многоразличных образных и сюжетпо-композиционных связей антинигилистического романа почти со всей романистикой Тургенева и отчасти творчеством других крупных писателей. Формирование такого исключительно злободневного явления, как антинигилистический роман, было бы невозможно без многочисленных специфических контактов его с магистральным литературным процессом той эпохи.

В любом антинигилистическом романе можно обнаружить персонажи, очень похожие на Ситникова и Кукшину. Их портретно-психологнческие характеристики в принципе более или менее идентичны тургеневским. Такова, например, мадам Штейнфельс в "Мареве". Глава, в которой она изображается, носит характерное название "Революционная сорока". [21] Следует подчеркнуть, что Клюшников в данном случае не ограничивается копированием Кукшиной. Здесь происходит очевидная контаминация поведения двух тургеневских персонажей: Кукшиной и предтечи Ситникова - Лупоярова из романа "Накануне", мучившего Инсарова бессодержательной назойливой болтовней на актуальные общественно-политические темы. Как и в "Накануне", описываемый Клюшниковым эпизод происходит в Венеции. В довершение сходства Клюшников заставляет рьяную "прогрессистку" Штейнфельс явно в pendant Лупоярову театрально разглагольствовать о "Мосте вздохов", о "наших мучениках" и т. п.

Вариациями ситниковско-лупояровского или кукшинского типов являются братья Галкины и юная Базелейн ("Взбаламученное море"), Кусицин, Пархоменко и Завулонов ("Некуда"), Анцыфров и Лидинька Затц ("Кровавый пуф"). Однако эти и подобные им персонажи все-таки не занимают центральною положения в антинигилистическом романе. С гораздо большим основанием претендуют на это положение нигилисты, обладающие существенно иными внешними и духовными данными. Притом они вовсе не проецируются на соответствующие образы Тургенева - по той причине, что этих соответствий у Тургенева попросту нет.

С точки зрения строго хронологической первым произведением, оказавшим определенное воздействие на образную систему антинигилистического романа, был не роман "Отцы и дети", а, пожалуй, фарс [22] Д. В. Григоровича "Школа гостеприимства", напечатанный в девятой книге дружининской "Библиотеки для чтения" за 1855 г. Не замеченная широким читателем, миниатюра Григоровича произвела довольно сильное и безусловно благоприятное впечатление в среде группировавшихся вокруг "Современника" "дворянских" писателей, раздраженных ростом раз-ночинно-демократического влияния в редакционной политике этого журнала.